Таксопарк

— Послушай, Валера. — Сергачев с удивлением обратил внимание на мягкость своего голоса. Это получилось непроизвольно. — Я вот что хочу сказать: помнишь ту историю в аэропорту? Мелочь, казалось… А я пытался было тебе преподать урок, ну, скажем, общих законов… Как бы тебе объяснить? Есть законы и законы. Одни написаны на бумаге и гарантируются государством. А есть еще и неписаные: мораль, чувство товарищества… Наконец, чувство стаи! Ты тогда попытался пойти против течения. Я же попытался тебя поправить. Клянусь — из чисто добрых побуждений. В конце концов, мне было плевать на ярцевскую «зарядку»… Ноты, Валера, замахнулся на неписаный закон стаи. Понял? И я своим советом пытался предотвратить куда более серьезные для тебя неприятности, чем тот скандал в аэропорту. А ты решил, что я вступаюсь за Ярцева? «Да гулять мне на его поминках», как говорил мой друг Яша Костенецкий… Ты, Валера, мне не поверил. Поднял хипиш. Побежал к начальнику колонны. А ведь это, друг мой, стая. Одна стая. Только Вохту за руку никто не схватил. Но ничего, придет и его час… Думаешь, тебя случайно тогда зацепили на заднем дворе? А ведь никто, кроме Вохты, не знал, что ты хочешь пойти жаловаться в дирекцию на порядочки в колонне… Так что смекай.

— Непонятно. Для чего это ему?

— Для мутной воды, Валера. Рыбку свою выуживать. Особый сорт — престижем называется. Он ради престижа отца родного не пожалеет… Если бы у нас было меньше благообразных мастеров мутить воду, мы с тобой о многом бы уже и забыли… Так я к чему веду этот разговор? Не сориентировался ты, Валера. Проявил себя как чистоплюй. И в этой истории с Танцором тоже. Права была Фаина. Она тетка хоть и глупая, но знает, что к чему, понял? А у тебя сразу не сработало… Конечно, каждый вариант предвидеть трудно, да есть один общий закон — все хотят лучше жить. А бутылка коньяка дороже, чем бутылка минеральной воды. Ты же об этом не подумал…

Валера усмехнулся и оглядел Сергачева.

— Подумал. Не такой уж я дурак. Видел я, что он ко мне цепляется. А Славку Садофьева, который «заряжал» у гостиницы, он вроде бы и не замечал. Не такой уж я и дурак, как вы считаете…

— Так что же?

— А то! Противно мне, ясно? И всегда будет противно! — Валера стукнул ладонью по столу. — И поучения ваши мне не нужны. Спасибо!

Валера взял с соседнего стула свою кепку, надвинул на рыжие брови.

— Если что мне и надо было сейчас услышать, так это каких-нибудь два-три слова. Что я был прав в той истории. Ради этого я тут перед вами распинался…

Валера вышел из помещения, задевая по дороге за углы столов.

3

Административная комиссия заседала в красном уголке.

В центре длинного стола расположился председатель месткома Дзюба, он сегодня вел заседание. Справа от него сидел водитель Григорьев Петр Кузьмич, временно исполняющий обязанности ушедшего в отпуск секретаря партбюро. Слева разложила бумаги Жанна Марковна Кораблева. Кроме них, на комиссии присутствовали Тарутин и начальники колонн, водители которых были вызваны на это заседание. Сидел здесь и Женя Пятницын, комсомольский секретарь.

Среди множества методов воспитания водительского состава парка административная комиссия обладала особыми полномочиями. По ее постановлению можно было предложить дирекции уволить сотрудника, перевести на другую работу, лишить новой техники, лишить премии…

Директорам такие комиссии были на руку. Если что их не устраивало, директор мог наложить свое вето. С другой стороны, директор всегда мог снять с себя ответственность, ссылаясь на решение комиссии. Этакая палочка-выручалочка в щекотливой ситуации.

Тарутин просматривал список водителей, вызванных на комиссию. Один из пятой колонны, трое из четвертой, трое из второй… Все вызванные уже томились в ожидании у входа в кабинет. Тарутина в основном интересовало дело Валерия Чернышева. Прежде чем поставить вопрос на комиссии, он пытался выяснить обстоятельства. Дважды вызывал к себе Чернышева. Но тот упрямо молчал, хмуро сдвинув рыжие брови. Или дерзил, требуя себе наказания в соответствии с инструкцией о провозе и хранении алкогольных напитков в такси. А также за оскорбление должностного лица — старшего линейного контролера Иванова. И скрепя сердце Тарутин передал дело на комиссию… Вообще с этим парнем Тарутина связывали какие-то сложные внутренние противоречия: с одной стороны, парень был обычным молодым таксистом, которых в парке сотни, а с другой… Черт знает! Какой-то ходячий укор совести. Появилось даже странное чувство зависимости от этого мальчишки, при встрече с которым Тарутин ощущал острое недовольство собой. И вместо того чтобы принять заявление Чернышева об уходе, Тарутин просит Вохту помочь парню. Вохту! Человека, которого Тарутин остерегался, которому не хотел быть обязанным…

— Начнем с Чернышева? — Тарутин наклонил голову, посматривая на пухленького Дзюбу. — Из пятой колонны.

Валера вошел в кабинет боком и остановился у двери, теребя в руках шапку. Волосы на его голове напоминали растрепанный подсолнух…