— Угощайтесь, Анатону-сан. Я больше не могу, — доверчиво улыбнулся сёи, — объелся.
— Да ты и съел-то всего-ничего, — покачал головой Павликов. — Смотри, мало будешь есть — сил для боя не хватит.
С этими словами он придвинул к себе судок, открыл крышку и с изумлением воззрился на его содержимое:
— Это чего ж такое? Чем это вас кормят, Юрисима-сан?
— Это рис с мисо и итохики-натто [181]. Никогда не пробовали? — Сёи снова доверчиво улыбнулся, — Попробуйте, это вкусно. Мисо — пшеничное, хорошее, деревенское, натто — свежее…
— Я так и понял, иху-мать, — пробормотал младший лейтенант по-русски и принюхался.
От покрытых липкой и неприятной на вид пленкой коричневых бобов явно несло аммиаком, тестообразная бледно-желтая масса пахла какой-то плесенью. «Хотелось бы знать, — подумал Антон, — если вот это — свежее, то как же у них гнилое-то воняет?» Он поковырял ложкой в судке, старательно избегая подозрительных блюд, зацепил немного риса, попробовал… И с трудом удержался, чтобы не сплюнуть: рис был клейким и совершенно пресным.
Павликов еще поковырял предложенное блюдо, но пробовать больше не решился, а лишь спросил японца:
— А мясо?
— Мясо будет завтра, в субботу, — охотно пояснил Юрисима. — И еще один раз. Обычно его дают в среду.
— И все?
— Часто есть мясо — вредно, — сообщил сёи. — От него может застояться кровь и растет живот. Зато еще три раза в неделю бывает сифудо-тяхан.
— А это что такое?
— О, это очень вкусно. Рис варят с рыбой, моллюсками, водорослями…
Младший лейтенант искренне понадеялся, что ему не придется пробовать это «очень вкусное» блюдо, и предложил:
— Ладно, а ну его. Давай, друг, чай пить. Немцов! — окликнул он взводного каптера. — Тащи-ка нам чаю и к чаю. И чтобы одна нога там, а другая — уже тут!
Юрисима ошарашено смотрел на огромную медную кружку с дегтярно-черным напитком, совершенно непохожим на настоящий чай, на гигантские ломти хлеба с кусками сала, которые должны были, видимо, изображать кайсэки, и на несколько круглых, коричневых пирожков, похожих на камни, покрытые инеем. Судя по всему, это были омогаси…
Русский чай оказался сладким, а хлеб с соленым салом неожиданно вкусным. Росске протянул сёи один из коричневых пирожков:
— Угощайся. Это — пряник. Наша народная сладость. Немного зачерствели, но на вкус — законные. Если чего, ты их в чае размочи.
Юрисима взял пряник, с трудом надкусил, но вкус ему понравился. Какой-то неожиданный, отдающий медом и свежим хлебным зерном. Он благодарно кивнул и придвинул к Павликову картонную коробку с моти — маленькими сладкими лепешками из бобов и риса:
— Попробуйте, Анатону-сан.
После пайкового обеда Антон с подозрением отнесся к идее попробовать еще какое-то японское блюдо. Он осторожно взял одну лепешку, надкусил… Вкус был странным, но приятным. Павликов быстро расправился с первым моти и принялся за следующий.
Чайной церемонии не получилось, но расстались соседи-союзники очень довольные друг другом. Юримаса шагал в свой взвод и думал, что надо бы послать росске еще понравившихся ему моти, а если удастся, то и мидзуёкан [182] — их еще иногда дают в пайке. А Павликов размышлял, что неплохо бы подкинуть соседу ящика три-четыре тушенки, а то с такой еды как у них и ноги таскать не будешь!
За час до рассвета загрохотали орудия и 29-я китайская пехотная дивизия под командой генерала У Фаня пошла в атаку на японцев, занимавших позиции на подступах к Чинчангу. Артиллерийская подготовка была непродолжительной — снарядов у гоминьдановцев было не слишком много, а потому и неэффективной. Остатки 9-й пехотной бригады дайса Кендзобуро не слишком страдали от бестолково летящих мимо китайских снарядов. В который раз японские солдаты убеждались, что если китайские артиллеристы ведут огонь самостоятельно, без помощи заграничных инструкторов, то это — бесполезная трата боеприпасов. Двухчасовая артподготовка обошлась японцам «дорого»: был убит повар офицерской столовой одиннадцатого пехотного полка, восемь мулов, приписанных к тому же полку и прямым попаданием уничтожены двадцать три армейских велосипеда. Кроме того полк потерял пятнадцать человек раненными и восемь контуженными. В сорок первом полку потери были и того меньше: одиннадцать человек ранено, осколки снаряда старой 114-мм английской гаубицы в клочья изорвали рулон новенького брезента, добытого оборотистыми каптенармусами для починки истрепавшихся палаток, а еще один снаряд угодил точнехнько в фанзу, в которой хранились запасы воскресного саке на весь полк! Это была, пожалуй самая большая потеря бригады: палатки могут еще обойтись без ремонта, раненых вылечат, велосипеды были особенно и не нужны, а толстого неопрятного повара Мосаку не любил никто, даже его жена. Но саке! Энган-сарю [183] поплатятся за такое святотатство!
Примерно так бормотали сквозь зубы «бойцы атаки» [184] и их офицеры сорок первого полка, крепче стискивая свои винтовки, пистолеты и рукояти мечей. Всем было понятно: сейчас артподготовка закончится и китайцы пойдут в атаку. Тогда и будет возможность посчитаться…