Получа сие уведомление, приказал я допустить его ко мне и принял его в присутствии одного только переводчика Фонтона. Он вручил мне письмо от верховного визиря, заключавшее в себе просьбу переслать два других письма и деньги к находящемуся у нас в плену Ахмед-паше, потом объявил, что сие поручение, ему от визиря данное, было только наружным предлогом, но что главная цель его присылки ко мне состоит в словесном и доверенном объяснении относительно до мира.
Из прилагаемого при сем протокола сего свидания моего с турецким чиновником[65]
изволите вы, милостивый государь, усмотреть во всей подробности предмет присылки его ко мне, доверенное объяснение, мне от него учиненное, и отзыв, какой почел я приличным ему сделать. Ваше сиятельство, может быть, найти изволите, что в ответе моем я более показал откровенности Мустафе-аге, нежели бы надлежало, но сие почел я нужным, дабы тем более побудить визиря к большей доверенности и к открытию формальных предложений.Впрочем, разговор мой с турецким чиновником был не официальный, а доверенный, и отзыв словесный, причем я также взял предосторожность заметить ему, что все сказанное ему от меня относительно до некоторой отмены в первоначальных требованиях наших есть собственное мое мнение и последствием желания моего видеть конец войны и что мнение сие сообщаю я ему не официально, а только побужден будучи к откровенности доверенным подвигом самого визиря.
Прося Вас, милостивый государь, повергнуть к стопам Всеавгустейшего монарха нашего как настоящее мое отношение, так и прилагаемый у сего протокол, предоставляю себе, коль скоро визирь дает сему первому шагу, от него учиненному, какое-нибудь последствие, довести оное немедленно до сведения Вашего сиятельства.
С отличнейшим высокопочитанием и такою же преданностью имею честь пребыть Вашего сиятельства, милостивого государя, всепокорнейший слуга
После обмена обычными приветствиями Мустафа-ага передал Его высокопревосходительству главнокомандующему письмо от великого визиря, являющееся сопроводительным к двум другим, адресованным Ахмед-паше, находящемуся в плену в России. К письму были приложены 5000 пиастров, посылаемых паше на его расходы.
Мустафа-ага заявил затем, что это являлось лишь видимым предлогом его миссии, придуманным для того, чтобы служить покровом для словесного поручения, сделанного ему великим визирем.
Он употребил следующие выражения:
Переговоры, происходившие в Бухаресте, не привели ни к каким удовлетворительным результатам, было невозможно достигнуть договоренности. Будет ли какой-нибудь предел пролитию крови? Великий визирь, воодушевленный искренним желанием положить конец несчастьям, которые причиняет народам война, предлагает Его высокопревосходительству главнокомандующему объясниться с полной откровенностью и договориться с ним относительно проведения спасительного дела.
Вследствие трудностей, возникших во время переговоров в Бухаресте, главнокомандующий, без сомнения, писал своему двору, чтобы поставить его в известность о положении дел, и он должен поэтому знать о намерениях своего государя.
Великий визирь, рассчитывая на присущие ему [Кутузову] чувства откровенности и лояльности, просит поставить его в известность, искренне ли желают мира. Великий визирь отмечает, что при данных обстоятельствах продолжение войны между Россией и Портой доставляет удовлетворение другим державам, с радостью наблюдающим, как уничтожают друг друга два народа, общие интересы которых должны бы быть едиными.
Великий визирь считает, что было бы весьма почетным как для него самого, так и для главнокомандующего, обмануть ожидания недоброжелательных держав, объединив свои усилия для приведения обоих империй к примирению.
Его высокопревосходительство главнокомандующий ответил Мустафе-аге, что он полностью отдает должное благородству чувств великого визиря и его лояльности; он не может не высказать все, что лежит у него на сердце, и будет говорить с ним без обиняков. Поэтому он уполномочивает Мустафа-агу от его, Кутузова, имени конфиденциально сообщить великому визирю, что он полностью разделяет его мнение о настоящей войне и испытывает то же мучительное чувство, видя, что она продолжается, но что никогда не будет найдено средство для договоренности об ее прекращении до тех пор, пока Порта будет настаивать на своих контрпредложениях, сделанных Хамид-эфенди, то есть status quo ante bellum[66]
; что эта база абсолютно не приемлема, она исключает любые примирительные мероприятия.