Главнокомандующий заверил князя Мурузи, что перевод настолько точен и буквален, что он сможет немедленно устно перевести Галиб-эфенди содержание депеши на турецкий язык. Одновременно с этим граф Кутузов указал кегая-бею, что ввиду характера содержания депеши и ее исключительной важности он не может оставить ему французский перевод депеши и что поэтому он просит вернуть ему французский текст депеши после того как она будет прочитана вслух и переведена устно, причем, если кегая-бей сочтет нужным, это чтение вслух и устный перевод могут быть повторены несколько раз.
Драгоман Порты князь Мурузи прочел депешу вслух с начала и до конца, затем устно фраза за фразой перевел ее на турецкий язык. Переводчик Антон Фонтон следил за переводом и наблюдал за тем, чтобы перевод был точным и, по возможности, более близким к тексту оригинала.
Кегая-бей слушал с величайшим вниманием и по окончании перевода сказал главнокомандующему, что он очень хотел бы иметь копию этого документа для вручения ее султану, так как, докладывая вопрос такой большой важности, крайне необходимо передать точные выражения Его Императорского Величества; однако после того, что только что сказал ему по этому поводу главнокомандующий, он не будет настаивать на своей просьбе.
После этого турецкий полномочный представитель попросил у главнокомандующего разрешения задать несколько вопросов. В первую очередь, он хотел бы знать, вел ли император переговоры с французским правительством по вопросу о разделе.
Граф Кутузов ответил, что прибывший курьер привез только одну эту депешу, которая in extenso[76]
была ему сообщена. Главнокомандующий добавил, что он не в состоянии ответить на вопрос Галиб-эфенди, но, судя по содержанию данной депеши, нет никаких признаков, что такие переговоры имели место.Затем кегая-бей спросил, имеет ли Его Императорское Величество в виду оборонительный союз, когда он говорит о «самой тесной дружбе, о близком единении (union intime) двух наших держав». «Я прошу разъяснения по этому поводу, – добавил кегая-бей, – только для того, чтобы сослаться на него при докладе султану».
Главнокомандующий ответил так же, как и на первый вопрос, то есть повторил, что он никакой иной депеши не получал, которая дала бы ему возможность истолковать это выражение, и добавил, что, по его мнению, выражение «самая тесная дружба, близкое единение (union intime)» указывает на тот безусловный интерес, который отныне проявляет Его Императорское Величество к положению султана и благосостоянию его империй. Впрочем, заметил граф Кутузов, секретарь шведского короля господин Гиммель, будучи проездом у него, сказал, что он имеет указания предложить оборонительный союз между Россией, Швецией и Турцией.
Галиб-эфенди ответил, что и ему господин Гиммель сказал то же самое. Затем Галиб-эфенди попросил главнокомандующего написать императорскому двору просьбу разъяснить выражение «самая тесная дружба, близкое единение» (union intime), то есть означает ли это союз (alliance).
После этого Галиб-эфенди спросил, каковы, на самом деле, взаимоотношения между Россией и Францией и действительно ли война так неизбежна, как об этом носятся слухи в обществе.
Главнокомандующий ответил, что обе стороны, на самом деле, производят большие передвижения своих армий, но что до военных действий еще далеко; что Наполеон сильно стеснен плохим состоянием его дел в Испании, в силу этого у него нет возможности высвободить из Испании столько войск, сколько ему нужно для войны с Россией.
Поэтому он все время ищет путей сговора с Россией. Безусловно, только из-за того, что он хочет избежать разрыва с Россией, он предлагает раздел Турецкой империи. «Его Императорское Величество, – продолжал граф Кутузов, – без сомнения, убежден в неискренности чувств Наполеона, какие тот ему высказывает. Поэтому совершенно ясно, что Наполеон предлагает России раздел турецкого наследства только потому, что в данный момент он один не в состоянии присвоить себе всю Турцию.
Уничтожение мощи Турции в Европе никогда не было в интересах России, так как при дележе самые лучшие провинции попали бы в руки Франции. Его Императорское Величество может пойти навстречу предложениям Наполеона только в самом крайнем случае, когда он убедится, что Порта отвергает все средства сближения. Россия имеет 240 тысяч солдат у своей границы; французы не в состоянии вести войну с такими силами.
Повторяю, только это заставляет Наполеона идти на сговор. Его Императорское Величество могло бы своей многочисленной армией раздавить те 50 или 60 тысяч поляков, которые стоят в Варшавском герцогстве, где нет других французских войск, но он никогда не примет на себя обвинения в агрессии».
Кегая-бей, признав правильность замечаний главнокомандующего, высказал, с своей стороны, некоторые соображения о необузданном честолюбии Наполеона и сокрушался по поводу всемирной монархии, которую, как видно, Наполеон собирается создать. «В то время как он намеревается разделить нашу страну, – сказал кегая-бей, – в глаза нам он говорит совершенно другое».