Талант и поклонники, или История Марианны Коварской, родившейся под знаком Козерога

Монтескье был у нас в программе, точно, был — только никто его так и не прочитал, кроме одной девчонки — она просмотрела перед экзаменом и всем кратко пересказала: какой-то посол, роман в письмах, политический памфлет, обличение нравов под видом… Позор. Мне позор.

— Знаешь, мне очень стыдно, но я не читала Монтескье.

— Да я так бы тоже не прочитал. Я там как раз в русскую библиотеку записался — приличная, эмигрантская — эмигрантов читал, двадцатый век, ну и заодно много чего еще — куда пальцем попал, то и прочел. Сидишь в Париже и читаешь про Париж — смешно. Вот оно как было тогда — и вот как теперь. И гораздо меньше изменилось, чем может показаться, на самом-то деле.

— А ты там остаться не хотел?

— Нет. Там, если оставаться жить насовсем — скучно. Здесь веселее. Может, потом поеду.

— У тебя всегда — «может, потом».

— А я на завтра никогда не загадываю. Откуда я знаю, чего я завтра буду хотеть? Может, деньгу захочу зашибать — наймусь на пару лет в какую-нибудь корпорацию. Но тогда уж лучше к американцам. Любая корпорация — дерьмо полное, так если все равно дерьмо жрать — надо, чтоб денег по максимуму, срубить бабла и свалить потом быстро.

— А ты в корпорации работал?

— Да, одно время — в дизайн-студии. Крутые. Считают себя крутыми. Но что там внутри творится… Запомни: как только начинаются разговоры про «корпоративную этику» — значит, пора сваливать, внутри одна гниль.

Я иду рядом с ним и вспоминаю эти бесконечные «корпоративные вечеринки» у Сережи на работе. Там тоже было много разговоров про этику. Но у Сережи — адвокатское бюро, пусть и крупное — не корпорация.

— А ты в Париже что, ни разу не была?

— Не была. Только в Египте. И в Греции один раз.

Мне опять стыдно. Только уже не за Монтескье. Мне стыдно, что я нигде не была. И ведь были деньги, можно было поехать — собирались, то есть я говорила — но Сергею все время было некогда, а мне не хотелось настаивать. Мне было лень — и было спокойнее не настаивать. Египет — это как дача. Лежать и отдыхать. Немножко серфинга, немножко экскурсий. Даже до Испании не доехала — Светка звала. Но и в Испании все то же самое было бы наверняка — уж точно я бы не встречала рассвет на рынке. На рынке он работал, с арабами, грязь возил, крыс разгонял… Другая жизнь какая-то совершенно. Я такую только в кино видела. Точно — все как в кино.

— А в армии ты служил?

— Я что, на идиота похож? Нет, конечно. В институте военная кафедра была, а потом, когда я из Франции вернулся — откосил.

— Как?

Мы проходим мимо фонаря — он останавливается, оттягивает рукав куртки, показывает мне запястье. Я в ужасе хватаю его за руку:

— Ты что, вены резал?

— Делов-то. Купили вина белого, хорошего, полвечера пили, в удовольствие, потом бритву взял, кровь пустил, прямо в бокал с вином — выпили по кругу, потом «скорую» вызвали. Классная была вечеринка, всех своих позвал, человек двадцать было. Потом месяц в «дурке» — и белый билет. Все, пришли — вот сюда во двор и налево.

И, не успев прийти в себя от услышанного, я спускаюсь в какой-то новый подвал. Это мы в клуб пришли, оказывается. Встречаться с «девчонкой из издательства». На входе охрана сказала, что «у нас концерт», но Иван заявил, что мы в другой зал, и мы полезли по винтовой лестнице вниз.

Раздеваться негде, вешалка рушится под грузом пальто, народ толпится в коридоре, дым висит сплошной стеной, а из большого зала несется громкая музыка. Мы пробиваемся к стойке бара, он спрашивает меня, буду ли я пиво, я киваю, разумеется, берет две пол-литровые кружки и, держа их над головой, ведет меня к следующей двери, за которой — новый зал, а за ним еще один — там уже чуть тише, дыма чуть меньше, там сидят за столиками, пьют и едят, там можно разговаривать.

В углу нас ждет девушка — маленький круглый столик, пальто и сумку положила на стулья, места для нас заняла — значит, сказал заранее, что придет не один.

Маленькая девочка в круглых очках, с круглым лицом, короткой стрижкой и, кажется, с круглыми коленками — хотя коленок не видно.

— Ой, привет! Привет!

Это уже мне.

— Ребята, а ничего, что я ем, а? Я такая голодная, страшно голодная! Я раньше пришла и сразу заказала — они обычно так долго, а тут быстро почему-то, наверное, у них эту солянку на десять человек сразу сварили. А пиво я уже выпила, надо еще заказать!

Иван отливает ей пива из своей кружки — я смотрю и пытаюсь вспомнить, когда в последний раз я видела, чтобы вот так отливали из стакана в стакан — курсе на третьем, наверное. Если бы мы с Сережей пошли в ресторан — с его сослуживцами, с родителями, с друзьями — никому бы такое в голову не пришло. Мелочь — а в глаза бросается. В голове всплывает дурацкий рекламный слоган михалковского фильма: «Он русский — это многое объясняет». Что-то это объясняет, точно — но что именно, понять не могу. Там разберемся.

— Ну что, Лиз, опять они на шею сели и ногами болтают?