Талантливая мисс Фаруэлл

— Вы действительно немного похожи. — Он очень музыкально напел несколько тактов хита Рибы «You Lift Me Up To Heaven».

Сюрпризы на сегодня не закончились?

— Ладно, зовите меня Риба, — кивнула Бекки. — Скажите, Мак: что нужно сделать, чтобы купить картину, которую очень-очень хочется купить? — Собралась что-то добавить, однако не выдержала и расплакалась. Отхлебнула из бокала.

— О. — Голос Мака звучал уже по-другому, игривость исчезла. — Что случилось?

И она рассказала ему все, путано и не по порядку; ей было ужасно стыдно, однако Мак внимательно слушал. Хмурился, иногда прерывал ее, задавая вопрос. Как только она произнесла имя Лори Левин, он пробормотал: «О боже». А когда Бекки поведала, что пыталась перебить цену зарезервированных картин Фишля, он ее остановил.

— О нет! — Мак приложил палец ко лбу. — Как ты могла, моя милая Риба!

— Да, — жалко прошептала Бекки. Мак накрыл ее руку своей, и она опустила на нее голову, уткнувшись глазом в одно из его колец. — Как она на меня посмотрела!

— Ну что ты, перестань. — Бекки рыдала до тех пор, пока Мак мягко, но решительно не вытащил руку из-под ее мокрого лица. Подал ей чистый душистый носовой платок (хотя сначала вытер им свою руку).

— Только подумай, сколько денег ты сэкономила, дорогая! Между нами говоря, мистер Фишль немного, ну… что говорят о рыбе и гостях через три дня?

— Я, кажется, слишком много выпила, — произнесла Бекки.

— Можно ведь найти что-то другое! О, давай! Хорошая покупка — лучшая месть.

— Нельзя! — жалобно произнесла Бекки. — Я уже все потратила!

— На что? Ты сумасшедшая?

Бекки всхлипнула и вытащила из сумочки смятую квитанцию. Мак изучил прикрепленное к нему изображение.

— Ну… неплохо. Я видел еще несколько подобных вещей. — Он развернул квитанцию, увидел цену и штамп «ОПЛАЧЕНО». — О Мария, мать Иисуса!

Бекки ничего не сказала. После галереи Феррамини она была в бешенстве! И купила первое, что попалось на глаза. Едва помнила момент сделки, когда одним махом списала все деньги «Кэпитал девелопмент», плюс приличную сумму со своего личного счета за какую-то вычурную картину, и покупка не доставила ей никакого удовольствия. Несколько месяцев работы, папки из подвала… Псу под хвост.

Мак выразительно вздохнул.

— Ладно. Поехали со мной. У меня квартира в пригороде, в Оук-Парке, мне нужно впустить экономку. Отдохнешь в комнате для гостей и… — Он провел рукой по ее лицу и волосам. — Приведешь себя в порядок. Потом познакомлю тебя с некоторыми полезными людьми.

Мак сложил квитанцию пополам и сунул во внутренний карман пиджака.

— А с этим мы разберемся.

Над ними медленно кружилась сверкающая горилла. Толпа шумела все громче, люди торопились в кафе.

Бекки оперлась на руку нового знакомого, слезла с табурета и встала, разминая ноги в черно-белых полосатых туфельках. Она чувствовала себя совершенно опустошенной — внутри словно появилось новое пространство; место, где можно оглядеться и что-то построить. В шестом классе она впервые осознала концепцию отрицательных чисел единственной вспышкой внезапно расширившегося сознания: погружение ниже нуля дает тебе новые возможности! Зеркальное отражение бесконечности.

Они шли с Маком по выставке — медленно, поскольку он все время с кем-то здоровался, — и это шествие вызывало у Бекки такое же незабываемое ощущение. Да, у нее убытки — потраченные деньги, позорная жалость Лори Левин, однако уравнение было неполным. Пока что.

— Мне нужно забрать в гардеробе пальто, — сказала она Маку, когда они уходили.

— Да, конечно, — пробормотал он.

За этим последовали три шальных дня: Мак и его тусовка. В первый день, когда Бекки, сбросив туфли, лежала в мемфисском шезлонге со стаканом «алка-зельтцер» в руке, Мак висел на телефоне: сначала старый клиент, затем дружелюбный агент, затем — агент конкурирующий. За тридцать пять минут он избавился от картины Бекки (позже он называл ее «Ужасная Ошибка») — и даже получил небольшую прибыль. Которую, разумеется, оставил себе.

— В вас просто влюбиться можно, — сказала Бекки, тихонько икнув.

— Ты прелесть. — Мак накинул ей на ноги плед. — Попрошу Марию постелить тебе на канапе.

Вечером Бекки, закрыв глаза, лежала на этом странном и дорогом диване. Ей хотелось бодрствовать, хотелось запомнить каждую деталь обстановки. Женщина в самой настоящей черно-белой униформе горничной принесла ей шипящий бокал «алка-зельтцер». На подносе! Но кружилась голова, и Бекки не могла даже сфокусировать взгляд, чтобы рассмотреть картины на стенах.

— Ка-на-пе, — прошептала она, смакуя новое слово.

На следующее утро они с Маком были первыми покупателями в «Филдс». По его указанию она купила такие узкие джинсы, что ей пришлось лечь на пол в примерочной, чтобы застегнуть их. И алое платье с молнией на спине, с обтягивающими длинными рукавами и острыми плечами, чуть ли не задевающими за уши, туфли к нему и длинный кашемировый кардиган. Бекки зажмурилась, когда продавщица пробила на кассе четырехзначную сумму. Все это (плюс три упаковки трусиков) она оплатила кредиткой и не дышала, пока платеж не прошел.