Талантливый господин Варг

– Мы можем с этим смириться, – сказал Ульф.

Блумквист задумался.

– А помните того парня, о котором вы мне рассказывали? Которого лютеранский пастор ударил?

Ульф обреченно повесил голову.

– Да, помню.

– Как его звали?

– Вилигот Даниор, – ответил Ульф. – Он принадлежит к…

– Да, знаю, – прервал его Блумквист. – Но ведь это… как бы правильно сказать? – это его поле деятельности? В общем – вы говорили, он пришелся вам по душе?

Ульф отпил глоток кофе.

– Да, это так. Мне кажется, им непросто живется, этим людям. Горожане настроены против них. Обвиняют их во всем подряд.

Блумквист замялся.

– Не то чтобы они делали все подряд, – сказал он, – но некоторые из них – вы должны это признать – кое-что делают. Никаких стереотипов, вы понимаете.

– Я понимаю, – сказал, покосившись на него, Ульф.

– Позвоните ему, – предложил Блумквист.

– Зачем?

– Затем, что он может помочь. Он же, как я понимаю, занимается автомобильными кражами. Опять-таки никаких стереотипов с моей стороны. Или, может, он знает кого-нибудь.

Ульф задумался.

– Мне кажется, не стоит. Все-таки я занимался этим расследованием. Это все равно что просить его об ответном одолжении.

– Это и будет одолжение, – согласился Блумквист. – Да что там, я и сам могу с ним поговорить. Нас с ним ничего не связывает. Позвоню ему и спрошу: «Мой друг – помните, который вам тогда помог? – лишился своего старого прекрасного «Сааба»; вам, случайно, ничего об этом не известно?»

Ульф пожал плечами.

– Ну, думаю, это можно.

– Тогда так и поступим, – сказал Блумквист. – Можете дать мне его телефон?

– Возьмите у Карла, – ответил Ульф. – В деле он есть.

Блумквист заказал кофе себе и еще один – Ульфу. Пока они пили кофе, Блумквист сказал:

– Помните то дело с собаками?

Несмотря на скорбь по утраченному «Саабу», Ульф сумел улыбнуться.

– Да, забавно вышло, правда?

– Вы сказали, тот эстонец – ну, который экспортировал собак, похожих на волков, – вы сказали, он дрессирует собак для киносъемок.

– Да. Так и есть. Он находит собак, похожих на волков, долго их тренирует, а потом продает кинокомпаниям, которым нужны для съемок волки. Вполне успешный бизнес. Хотя, как я понимаю, довольно нишевый.

– Все по закону?

– Конечно. Никто не обижен. Просто мой ветеринар – к которому я вожу Мартина – все не так понял. Он думал, что тот эстонец экспортирует собак, выдавая их за волков, а на самом деле все прекрасно знали, что это никакие не волки.

Блумквист повертел в руках чашку.

– У моей сестры есть собака, – начал он. – Прекрасный пес – очень послушный. Но ей кажется, что он мог бы стать актером. Ну, знаете, эти сериалы, где собаки спасают людей – всякое такое. Представляете, она даже написала сценарий про собаку, которая совершает подвиги. В главной роли она видит своего пса… – он умолк; Ульф продолжал молча смотреть на него.

– Я дам вам его контакты, – сказал он, наконец. – Кто знает, может, из этого что и выйдет.

Потом он посмотрел на часы.

– Мне нужно поехать кое с кем поговорить, Блумквист. Мне бы хотелось, чтобы вы пошли со мной в качестве поддержки. Просто на всякий случай.

– Сделаю тот звонок, и поедем, – сказал Блумквист. – Не хочется с этим затягивать.

Ульф в ответ ничего не сказал. Иногда лучше промолчать, чем оставлять после себя след из слов – пускай и не написанных на бумаге и оттого менее компрометирующих – пущенных на ветер, растворяющихся в воздухе.

– Оке Хольмберг, – сказал Ульф. – Это мой коллега, Блумквист. Он тоже состоит в отделе деликатных расследований.

Оке спустился в приемную, чтобы с ними встретиться. В руке у него была папка-планшет, а мысли явно витали где-то еще.

– Сейчас не очень удобное время, – сухо сказал он.

– Речь сейчас не об этом, – ответил Ульф. – И, боюсь, нам абсолютно все равно, удобно вам или нет.

Оке вздрогнул. Подобного ответа он явно не ожидал, и его выражение сразу изменилось. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыл.

– Вы знаете, зачем мы здесь, – сказал Ульф. Это была классическая реплика следователя, чующего под собой зыбкую почву. Во многих случаях это срабатывало, и люди начинали поспешно оправдываться, не сознавая, что у следователя против них ровно ничего нет. Ответ Оке показал, что прием сработал и в этом случае.

– Здесь говорить мы не можем, – быстро зашептал он. – На первом этаже есть столовая. Можем пойти туда.

Ульф согласился, и Оке повел их по коридору, а потом по лестнице вниз, в полуподвальный первый этаж. Откуда-то доносился стук печатного станка: вскоре должен был выйти свежий выпуск газеты. Пахло типографскими чернилами.

– Здесь немного шумно, – проговорил Оке, – но, по крайней мере, мы сможем поговорить без помех.

Они уселись за столик с дешевой пластиковой столешницей.

– Я все могу объяснить, – сказал Оке.

Ульф поднял бровь. Насколько же все становилось легче, когда преступник сознавался сам.

– Прошу вас, – отозвался он. – Но должен вас предупредить, что Блумквист будет записывать все, что вы скажете. Вы, знаете ли, не обязаны ничего говорить.

– Нет, я хочу, – ответил Оке.

– Хорошо, – сказал Ульф. – Но, честно говоря, не очень понимаю, как можно объяснить шантаж.