Талантливый господин Варг

– Так, значит, мы просто отпустим его? Без предупреждения? – спросил Ульф. Именно этого он и хотел, но опасался, что Блумквист будет против.

– Да, – ответил Блумквист. – Нельзя наказывать всех и каждого за все подряд.

Они вернулись туда, где их ждал Оке.

– Можно, я задам вам один вопрос? – сказал Ульф.

– Конечно.

– Та статья, которую вы собирались написать – где вы угрожаете разоблачить Нильса Седерстрёма. О чем это?

– Да ни о чем, – ответил Оке. – Это была его идея.

Ульф ждал.

– Он сам это предложил, – продолжал Оке. – Это все его имидж. Вы же знаете, ему нравится, когда люди думают о нем, будто он какой-то enfant terrible [25].

Ульфу и в самом деле это было известно. Во всем этом был смысл. Он покосился на Блумквиста, и тот кивнул.

– Ладно, – сказал Ульф. – Я ни на секунду не собираюсь оправдывать то, что вы сделали. Но…

Оке умоляюще посмотрел на него.

– Я собираюсь проигнорировать то, что вы нам рассказали, – продолжил Ульф. – Если вы…

– Все, что угодно, – сказал Оке. – Только назовите. Все, что угодно.

– Ваше слово, – продолжил Ульф. – Дайте мне слово, что никогда больше не станете так поступать.

Оке трясло.

– Оно ваше.

– Хорошо, – сказал Ульф. – Значит, дело закрыто.

Они вышли наружу, и тут у Блумквиста зазвонил телефон. Он поднял трубку, ответил что-то и быстро закончил разговор. Потом с улыбкой повернулся к Ульфу.

– Это был Вилигот Даниор, – сказал он. – Он устроил, чтобы вашу машину вернули. Ее оставят у вашего дома сегодня вечером, после пяти.

Ульф от радости хлопнул в ладоши.

– Блумквист! – воскликнул он. – Вы великий человек! Потрясающий коллега! Вы герой!

Блумквист только отмахнулся.

– Благодарите его, не меня, – сказал он. А потом, после недолгого размышления, прибавил: – Карма, Варг. Карма. Хорошие вещи происходят с людьми, которые делают хорошие вещи.

Ульф поморщился. Подобно большинству хороших людей, он себя таковым не считал.

– Нет, правда, – продолжал настаивать Блумквист.

Он прибыл в «Ко Самуи» раньше Анны и уже сидел за столиком возле окна, когда она въехала на стоянку. Он смотрел, как она паркуется, а когда она вышла из машины и направилась ко входу в ресторан, сердце сжалось у него в груди. На секунду он закрыл глаза; любовь – это душевная рана: мы говорим себе, что это что-то другое, но это просто рана, такая же реальная и мучительная, как любое повреждение плоти. И она всегда захватывает нас врасплох, набрасывается без предупреждения – когда мы сидим в кафе, или гуляем в парке, или делаем одну из тысячи обычных вещей, которые заполняют наши дни: любовь нападает на нас и повергает нас в прах, точно библейские персонажи, которые повергают в прах своих врагов. Все это делает с нами любовь, потому что любовь есть травма, увечье, – а вовсе не благословение, как мы наивно привыкли о ней думать.

Анна подошла к столу и попросила прощения за то, что опоздала.

– Но ты совсем не опоздала, – ответил он. – Это я пришел чересчур рано.

– Ты такой добрый, Ульф, – сказала она, садясь. – Всегда берешь вину на себя, даже когда дело совсем не в тебе.

Он молча отвел глаза. Ему было больно – больно от мысли о том, что ему предстояло сейчас сделать.

– У девочек на носу еще одно большое соревнование, – сказала она. – Норвежцы приезжают. Мы должны их обставить.

– Норвежцы? Надо же.

И почему все так переживают из-за этих норвежцев? Норвежцы просто есть – это факт. Как погода, как деревья. Необязательно постоянно плавать с ними наперегонки.

И тут Анна добавила:

– Конек норвежцев – плавание на спине.

Это было для Ульфа новостью. Неужели приходилось беспокоиться еще и об этом? Ох уж эти норвежцы с их организованным обществом, низким уровнем преступности и фондом национального благосостояния… а теперь еще и с их плаванием на спине.

– Так что там насчет плавания на спине? – спросил Ульф.

Анна тряхнула головой.

– Мне кажется, мы можем выиграть. Почти точно – в заплыве на сотню метров. Нет, правда, у нас хорошие шансы.

– Надеюсь, – ответил Ульф. Сердце у него сжималось от тоски, и даже мысль о победе в заплыве на сотню метров на спине не могла поднять ему настроение. Ему вот-вот предстояло разрушить брак. То, что он мог от этого выиграть – ведь Анна станет свободной – в этот момент служило маленьким утешением.

Она взяла со стола меню, глянула, а потом положила обратно на стол. Подняла на Ульфа глаза.

– Я должна задать тебе этот вопрос, – мягко сказала она. – Вот сижу я здесь, болтаю, а до дела никак добраться не решусь. Мы можем и дальше говорить о девочках и об их успехах. Можем поговорить о Мартине и его депрессии. Можем поговорить о тайской кухне, о том, что тут с чем сочетается, о лимонном сорго и обо всем прочем, но все время, все это время, этот вопрос будет над нами висеть.

Она замолчала, снова взяла со стола меню, и Ульф заметил, что у нее трясутся руки.

Он принял решение. Потянувшись через стол, он сжал ее пальцы. Раньше он никогда этого себе не позволял. В первый раз он взял за руку женщину, которую так любил.

– Джо ни с кем не встречается, – сказал он.