— Приболел, — сказал Том небрежно, бросив свое свернутое полотенце на песок, однако же не слишком близко к полотенцу Дикки.
— Наверное, расстройство желудка, как поначалу у всех, кто сюда приезжает?
— Витал между жизнью и туалетом, — улыбнулся Том. — Но теперь в полном порядке.
Он и вправду был все это время так слаб, что даже не выходил из гостиницы, но зато ползал по номеру вслед за лучами солнца, падавшими на пол из окон, чтобы в следующий раз появиться на пляже уже не таким белым. Остатки своих слабых сил посвятил изучению итальянского разговорника, купленного в холле гостиницы.
Том спустился к морю, уверенно вошел в воду до пояса и стал плескать себе на плечи. Зашел поглубже, до подбородка, немножко подержался на воде и вышел на берег.
— Я хотел бы угостить тебя виски у себя в гостинице перед ленчем, — сказал Том, — И Мардж тоже, если она придет. Вообще-то хочу отдать тебе халат и носки.
— А, конечно. Спасибо. Я с удовольствием выпью. — И Дикки снова уткнулся в свою итальянскую газету.
Том растянулся на полотенце. Часы в деревне пробили час.
— Похоже, что Мардж уже не придет, — сказал Дикки. — Пожалуй, мне пора.
Том встал. Они направились к «Мирамаре». За всю дорогу обменялись лишь двумя словами: Том пригласил Дикки на ленч, а тот отказался, дескать, прислуга уже приготовила ленч дома. Они поднялись к Тому в номер, и Дикки примерил халат и приложил носки к своим босым ступням. И халат и носки оказались впору, и, как и предвидел Том, Дикки пришел в восторг от халата.
— И еще вот это. — Том вынул из ящика комода квадратную коробочку в аптечной упаковке. — Твоя мать посылает тебе капли для носа.
Дикки улыбнулся:
— Они мне больше не нужны. У меня был гайморит. Но я возьму их, чтоб у тебя не валялись.
Теперь Дикки получил все, и Тому больше нечего было ему предложить. Сейчас, он знал, Дикки откажется с ним выпить. Он проводил Дикки до двери.
— Знаешь, твой отец ужасно переживает из-за того, что ты не возвращаешься домой. Просил поговорить с тобой, вразумить, чего я, конечно, делать не собираюсь. Но все же что-нибудь ответить ему я должен. Я обещал написать.
Дикки, уже взявшись было за ручку двери, обернулся:
— Не знаю, что папаша себе вообразил. Что я тут спиваюсь или еще что. Может, и слетаю домой на несколько дней этой зимой, но оставаться там не собираюсь. Здесь мне лучше. Если я вернусь насовсем, папаша начнет приставать, чтобы я работал на его верфи. Не даст заниматься живописью. А я люблю заниматься именно живописью и ничем другим. И хочу жить своим умом.
— Понимаю. Но он сказал, что не будет пытаться заставлять тебя работать в его фирме, разве что ты сам захочешь трудиться в конструкторском отделе, а это, он говорил, тебе нравится.
— Ну ладно, мы с папашей уже обсуждали все это. Тебе-то все равно спасибо, что передал папашино поручение и шмотки. Очень мило с твоей стороны. — И Дикки протянул ему руку.
Том не мог заставить себя пожать ее. Это был полный крах, провал. Это означало, что с мистером Гринлифом все кончено. И с Дикки тоже.
— Должен сказать тебе еще кое-что, — проговорил он с улыбкой. — Твой отец специально прислал меня сюда, чтобы я уговорил тебя вернуться домой.
— В каком смысле? — Дикки нахмурился. — Оплатил тебе дорогу?
— Да.
Это была последняя возможность: сейчас он либо позабавит Дикки, либо оттолкнет его. Сейчас Дикки или расхохочется, или выйдет, возмущенно хлопнув дверью. Но вот появилась улыбка, рот Дикки растянулся до ушей. Старая улыбка, запомнившаяся Тому.
— Оплатил тебе дорогу! Ну, знаешь ли… На такую, значит, пошел крайнюю меру?
Дикки снова закрыл дверь и остался в номере.
— Он подошел ко мне в одном баре в Нью-Йорке, — сказал Том. — Я говорил ему, дескать, я совсем не так уж близко с тобой знаком, но он настаивал, что, если я поеду в Европу, это может помочь. Я сказал, мол, попытаюсь.
— А как он вышел на тебя?
— Через Шриверов. Я с ними почти не знаком, но тем не менее… Я, дескать, твой приятель и могу на тебя хорошо повлиять.
Они оба рассмеялись.
— Не думай, я не собираюсь обирать твоего отца, — сказал Том. — Найду работу в Европе и со временем верну ему проездные. Он оплатил билет туда и обратно.
— Пусть это тебя не волнует! Он запишет эти деньги на счет расходов фирмы. Воображаю, как папаша подходит к тебе в баре! Что это был за бар?
— «У Рауля». Точнее, он увидел меня в «Зеленой клетке» и оттуда шел за мной.
Том хотел прочитать на лице Дикки, говорит ли ему что-нибудь название «Зеленая клетка», ведь бар очень популярный. Но нет. Судя по лицу Дикки, это название ему ничего не говорило.
Они спустились выпить в гостиничный бар. Выпили за здоровье Герберта Ричарда Гринлифа.
— Да, ведь сегодня воскресенье, — вспомнил Дикки. — Мардж была в церкви. Пошли к нам на ленч. По воскресеньям у нас всегда цыпленок. Ты же знаешь, старая американская традиция — есть но воскресеньям цыпленка.