— И еще куча пейзажей, — сказал Дикки со смешком, притворно скромничая, хотя явно ждал от Тома комплиментов, ибо нескрываемо гордился своими пейзажами. Все они были сделаны наспех, как попало, и все ужасно одинаковые. Почти в каждом сочетание кирпичного и цвета электрик: кирпичные крыши и скалы, яркое, цвета электрик, море. Того же цвета были глаза на портрете Мардж.
— Мои опыт в сюрреалистическом стиле, — сказал Дикки, разворачивая на коленях еще одно полотно.
Том поморщился. Ему было стыдно, будто он сам написал такую картину. Несомненно, это тоже был портрет Мардж, хотя и с длинными, похожими на змей волосами. И что хуже всего, в одном глазу был крошечный пейзаж Монджибелло с горами и домами, в другом — пляж, на котором теснились маленькие красные человеческие фигурки.
— Вот это мне нравится больше всего, — сказал Том.
Да, мистер Гринлиф верно оценил способности сына. Занятия живописью заполняли жизнь Дикки, уводя его от реальных тягот и забот, так же как заполняли они жизнь тысяч других бездарных дилетантов в Америке. Но отцу-то было обидно, что Дикки попал в этот разряд людей. Он жаждал для сына совсем другого будущего.
— Великим художником мне не бывать, — сказал Дикки. — Но заниматься живописью для меня большое удовольствие.
— Ну да. — Тому хотелось поскорее забыть эти картины, забыть, что Дикки занимается живописью. — Может, покажешь мне дом?
— Ну конечно! Ты еще не видел гостиную?
Дикки открыл дверь в коридор, ведущий в большую комнату с камином, диванами, книжными полками и окнами на три стороны: одно выходило на террасу, другое на участок позади дома, третье — в сад перед домом. Дикки сказал, что летом он не пользуется этой комнатой, оставляет ее на зиму в качестве перемены декорации. Комната походила не на гостиную, а скорее на приют интеллектуала-книгочея. Такую комнату Том не ожидал здесь увидеть. Он посчитал Дикки не слишком умным парнем, который большую часть своей жизни проводит в играх и забавах. Возможно, в этом он ошибся. Но вряд ли ошибся в другом — в интуитивном ощущении, что сейчас Дикки скучает и нуждается в человеке, который бы его развлекал.
— А наверху что? — спросил Том.
Наверху не было ничего интересного: спальня Дикки в углу дома над террасой, скудно обставленная, почти голая. Кровать, комод и кресло-качалка как бы затерялись каждый по отдельности в этом пустом пространстве. Кровать узкая, чуть пошире односпальной. Остальные три комнаты на верхнем этаже вообще не обставлены, во всяком случае, не приспособлены для жилья. В одной хранились дрова и лежала груда обрезков холста. И нигде ни малейших следов пребывания Мардж, в том числе и в спальне Дикки.
— Как насчет того, чтобы как-нибудь прошвырнуться в Неаполь? — спросил Том. — По дороге сюда я мало что увидел.
— Отлично, — одобрил Дикки. — Мы с Мардж как раз собираемся туда в субботу. Ужинаем там почти каждую субботу, а вернуться позволяем себе на такси или нанимаем извозчика. Присоединяйся.
— Я-то имел в виду поехать утром и в будний день, чтобы посмотреть город, — сказал Том, стараясь избежать участия Мардж в экскурсии. — Или ты целыми днями рисуешь?
— Нет. По понедельникам, средам и пятницам ходит двенадцатичасовой автобус. Если хочешь, поедем завтра.
— Вот и чудесно, — сказал Том, все еще опасаясь, что Дикки пригласит девушку. — Мардж католичка? — спросил он, когда они спускались но лестнице.
— Да еще какая! Полгода назад ее обратил в веру один итальянец, в которого она по уши втрескалась. Вот был мастер молоть языком! Он провел здесь несколько месяцев, поправляясь после несчастного случая на лыжах. Потеряв Эдуарда, Мардж утешается в объятиях его религии.
— А я подумал, она влюблена в тебя.
— В меня? Что за глупости!
Когда они вернулись на террасу, ленч был уже готов. Мардж собственноручно испекла песочное печенье.
— Ты знал в Нью-Йорке Вика Симмопса? — спросил Том у Дикки.
У Вика был этакий светский салон, где собирались художники, писатели, артисты балета. Но Дикки его не знал. Том назвал еще два-три имени. Тот же результат.
Том надеялся, что после кофе Мардж уйдет. Но она осталась. Когда она на минуточку вышла, Том сказал:
— Как насчет поужинать у меня в гостинице сегодня вечером?
— Спасибо. Когда прийти?
— Давай в половине восьмого. Попьем еще коктейлей перед ужином. Раз уж за все платит твой папаша, — добавил Том с улыбкой.
Дикки рассмеялся.
— Чудесно. Коктейли и бутылка доброго вина. Мардж, — обратился он к девушке, как раз в это время вернувшейся на террасу, — мы сегодня ужинаем в «Мирамаре», нас любезно приглашает мой папаша Гринлиф-старший.
Значит, Мардж тоже придет, тут уж ничего не поделаешь. Но в конце концов, ведь счет оплачивает отец Дикки.
Ужин получился приятный, однако в присутствии Мардж Том не мог говорить свободно, о чем хотелось. Более того, в ее присутствии отказывало остроумие. Но Мардж была знакома кое с кем из посетителей ресторана и после ужина, извинившись, пересела со своей чашечкой кофе за другой столик.
— Сколько собираешься здесь пробыть? — спросил Дикки.
— Наверное, неделю. А может, и подольше.