Талассиец (СИ)

Оторвавшись на пару минут от рукописи, чтобы лучше уложить прочитанное в голове, Роммат бросил взгляд на своего любовника. Прислонившись спиной к его плечу, Этас почитывал даларанский научный журнальчик. Заметив в тексте имя человеческого предателя, на работу которого ссылался автор статьи, Роммат вспомнил, что хотел спросить у Этаса об итогах встречи.

- Как ты отвязался от Ансарема?

Роммат и Огонек не говорили о политике дома, но ведь многие любовники в общих чертах обсуждают друг с другом проблемы, возникшие на работе. Это нормально, делиться переживаниями и заботами с тем, кому доверяешь. И о делах у ученицы и ее недоброжелателя Роммат спросил бы Этаса, даже если бы они оба были простыми чародеями, не имеющими никакого веса в политике - значит, это обычный личный вопрос.

- Кадгар все уладил, - беспечно отмахнулся Этас.

Роммат нахмурился. С чего вдруг этому эльфоненавистнику вздумалось вмешаться? Кадгар хочет, чтобы Этас был у него в должниках? Готовит почву для какой-то интриги? Втирается в доверие? Надо будет расспросить Этаса на эту тему подробнее, это уже не мелочь. Но рабочие вопросы - в рабочее время и в Ассоциации.

Он потрепал Огонька по волосам и не стал больше ничего спрашивать. Роммат подумал о том, как же хорошо, что он в свое время завербовал Этаса работать на Квель’Талас. Сейчас можно не беспокоиться, что они на разных сторонах и их может развести какой-то политический конфликт - все же союз двух чародейских столиц не казался Роммату столь же крепким и надежным как до Третьей войны. Теперь Роммат с Этасом оба служили Квель’Таласу (пусть и один из них - тайно), и если у них в отношениях будут сложности, то именно из-за их личных причин.

Впрочем, был еще один вариант - идеологический. Если в какой-то войне - не важно на одной или на разных сторонах с Далараном, - Роммат поведет себя излишне жестоко, то Этаса возмутят его методы. В военное время гуманность должна быть далеко не на первом месте среди приоритетов политика, иногда требуются суровые и даже показательно-зверские меры, но у Этаса всегда были проблемы с пониманием этого. Он всегда знал, что Роммат далеко не такой гуманист, как он сам. Но за период долгого (по нынешним азеротским меркам) мира, возможно, отвык от этой мысли. Сейчас его взгляды стали еще более выраженные.

Временами Роммату казалось, что паладинчик Аратор и добренькая Алекстраза на Этаса плохо влияют. Его злило, что Огонек пытался быть гуманистом и за себя, и за Краса, и еще немножко за Ронина. Зачем так-то идеализировать наставника? Этас исповедовал принципы Краса больше, чем сам Крас, пока был жив. Или это просто свойственный молодости максимализм?

Если Роммат будет вынужден действовать жестоко и не сумеет замести следы - его отношения с Этасом могут закончиться. Это не то, что должно определять поступки политика уровня великого магистра. Но Роммат осознавал, что не сможет не принимать мнение своего гуманиста во внимание.

Роммат не видел смысла беспокоиться заранее, поэтому он отогнал эти мысли. Он повернул голову и из-за плеча Этаса пробежал глазами статью, которую тот читал. И не отказал себе в удовольствии разнести в пух и прах доводы автора. Этас пытался защищать даларанского мага, но был вынужден уступить под напором логики и превосходящего опыта Роммата в теоретических научных диспутах.

За окном стемнело. Роммат зажег больше магических светильников, а когда увидел, что Этас зевает, прикрывая ладонью рот, предложил идти спать. В спальне Огонек хотел снять гербовую накидку, но Роммат перехватил его запястья.

- Оставь, у меня на нее еще планы.

Нравился ему Этас в таком наряде. И то, как это выглядело, и символическое значение. Роммат опрокинул любовника на постель и навалился на него сверху, не позволяя вывернуться. Тот недовольно и сонно сощурился - явно настроился уже спокойно улечься и заснуть. Вот только у Роммата изменились планы - а на что, собственно, рассчитывал Огонек, разгуливая перед ним в таком виде? Этас, ласкаясь, потерся лбом о его плечо - похоже, надеялся, что его немного потискают и отстанут. Не-е-ет, так не пойдет.

Роммат вдавил его своим весом в постель, гася протесты долгим поцелуем. А потом, приподнявшись на выпрямленных руках, отстранился, любуясь открывающимся его взгляду зрелищем. Встрепанный, сердитый, с припухшими губами и бросающимися в глаза следами укусов на светлой коже шеи. Этас, с которого сонливость слетела окончательно, хотел высказаться, но взглянув в лицо Роммату, понял, что тот настроен серьезно. Огонек притих, не отводя взгляда широко раскрытых глаз от лица любовника. Как кролик на удава. Как тут сдержать желание съесть его всего?