Не откладывая замысел в долгий ящик, я набрал номер Лизаветиной квартиры. Но на другом конце провода так трубку никто и не поднял, хотя я названивал минут пять.
В раздражении бросив трубку на рычаги, я некоторое время бесцельно слонялся из угла в угол. А затем неожиданно уснул. Прилег на диван додумать какую-то мысль — и отрубился.
Глава 10
Спал я без сновидений. А когда утром следующего дня открыл глаза, то первой моей мыслью было «Неплохо бы поужинать…» Мне показалось, что я дремал всего лишь несколько минут. Когда я засыпал, на улице еще было светло, а когда проснулся — уже рассвело.
С мыслью об ужине я поднялся, прошел на кухню, и начал ревизовать холодильник. Нашел в морозилке сардельки, бросил их в воду и поставил на плиту. А когда набирал воду в кастрюльку, то плеснул себе в лицо холодной водой из-под крана — чтобы немного освежиться.
Заварив чай, я сел за стол и согревая нутро горячей терпкой жидкостью, стал терпеливо дожидаться, пока вся моя готовка дойдет до нужной кондиции. Я всегда так делал — сначала пил чай, а потом завтракал, потому как где-то вычитал, что таким образом промывается желудок и это очень полезно для здоровья.
Все мы рабы привычек, думал я благодушно. И кстати, неплохо бы бросить курить…
Довести мысль до логического завершения я не успел — неожиданно резко и требовательно затрезвонил кнопочный телефон. Именно требовательно — я каким-то шестым или седьмым чувством научился понимать этот бездушный современный аппарат.
Когда звонили мои старики, телефон нежно блеял, когда до меня дозванивалась Бет, он даже подпрыгивал от переизбытка энергии, а когда мне кто-то названивал по делам бизнесовым — с предложением продать или купить монеты — аппарат щелкал сухо и бездушно, как старый арифмометр.
Но этот звонок выбивался из той классификации, что я сам себе придумал. Он был нехорошим и нес какую-то угрозу.
Поднимать трубку, не поднимать? Я тупо смотрел на телефон, соображая, как поступить. А он не умолкал. Настырный, сволочь…
Тяжело вздохнув, я взял трубку и сказал:
— Алло!
Я точно знал, что это не Лизавета. Нутром чуял. И не ее мамаша. И не мои коллеги-нумизматы. Кто бы это мог быть?
— Здравствуйте. Узнаете? — Бодрый мужской голос с очень знакомыми интонациями.
— Здр… — ответил я и запнулся.
Ну зачем, зачем я подошел к телефону!? Идиот! Это звонил майор Ляхов. Не было печали…
— Э-эй, не кладите трубку! — повысил голос опер, наверное, решив, что я не имею никакого желания с ним общаться (по правде говоря, так оно и было). — Пожалуйста, — добавил он вежливо.
— Я вас слушаю, — сказал я сухо.
— Никита Георгиевич, мне нужно с вами встретиться.
— Зачем?
— Нужно, — отрезал мент. — Потом узнаете.
— Понял. Шлите повестку.
Меня вдруг непонятно почему задел за живое его тон. Что он себе позволяет!? Я, конечно, знаю, что «моя милиция меня бережет», и в принципе отношусь к ментам достаточно толерантно, однако мне совсем не хочется общаться с ними каждый день. У нас разное восприятие окружающего мира.
— Я привезу вам ее лично. Мы должны встретиться сегодня, сейчас.
— Извините, майор, но, по-моему, сегодня немного поздновато… — Я бросил взгляд на настенные часы. — Десятый час…
— Вот именно — десятый час, утро. В самый раз выпить чашечку кофе. Угостите?
Черт побери! Утро! Так это что, я прокемарил ночь, а теперь ни хрена не помню? Провал памяти… Вроде бы лечиться еще рановато, годы не те, но симптом весьма тревожный.
— Приезжайте, — только и сказал я в ответ, и быстро положил трубку на рычаги, словно она была горячей.
Попробовав щетину на подбородке, я убедился, что опер меня не мистифицирует — поросль явно была суточной давности. Сокрушенно вздохнув, — опять надо бриться! как-никак, деловая встреча — я с обреченным видом поплелся в ванную.
Бритье всегда меня раздражало. Каждый божий день нужно елозить по щекам и подбородку бритвой, которая почти всегда казалась мне тупой. Наверное, потому, что волосы у меня были как проволока.
Поэтому бритье с утра пораньше всегда портило настроение. Безопасная бритва не срезала, а вырывала щетину клочьями, и я чувствовал себя словно под пытками в застенке инквизиции.
В такие минуты я сильно жалел женщин. Ладно, мое лицо — сколько там квадратных сантиметров? Всего ничего. А каково приходится им, несчастным, когда они бреют свои ноги? В некоторых они начинаются едва не от плеч. Это же такая мука и столько забот…
Побрившись и прияв душ, я почувствовал себя словно новая копейка. Жизнь постепенно начала наполняться смыслом, энергия забурлила, где нужно, и где не очень, и я приготовился встретить майора как настоящий стоик. От судьбы ведь не сбежишь, а жизнь, она как тельняшка — то черная полоса, то белая.
Ляхов был сумрачен и выглядел неважно. Мне кажется, кроме неприятностей по работе, у него были и какие-то личные проблемы. Но я, естественно, не стал расспрашивать опера на правах шапочного знакомого, как дела, как детки, что с погодой и не режется ли у него зуб мудрости.