Талисман

– Твоего сына? – повторил Осмонд и приблизился еще на шаг. И внезапно Джек понял, почему этот человек показался ему знакомым. В тот день, когда его чуть не похитили… Белый костюм!

Джек подумал, что скорее да, чем нет.

3

Капитан сжал пальцы в кулак, поднес ко лбу, поклонился. После короткого колебания Джек последовал его примеру.

– Мой сын, Льюис, – сдавленно произнес капитан, не распрямляясь. Джек увидел это, скосив глаза влево. Он тоже не стал распрямляться, его сердце бешено колотилось.

– Спасибо, капитан. Спасибо, Льюис. Да благословит вас королева. – Когда Осмонд коснулся Джека кнутовищем, тот чуть не вскрикнул. Он выпрямился, подавляя вопль.

Осмонд стоял уже в двух шагах, не отрывая от Джека безумного, меланхоличного взгляда. На нем был кожаный жилет с вроде бы бриллиантовыми застежками, пенящаяся кружевами рубашка, на запястье правой руки поблескивал браслет-цепочка (судя по тому, как Осмонд держал кнут, Джек догадался, что он левша). Волосы забраны назад и перевязаны широкой лентой, похоже, из белого атласа. От Осмонда исходили два запаха. Один его мать называла «мужским ароматом», подразумевая лосьон после бритья, одеколон, что-то такое. В случае Осмонда это был запах сухости и пудры. Джеку он напомнил старые черно-белые английские фильмы с судами на Олд-Бейли[15]. Судьи и адвокаты в этих фильмах носили парики, и Джек подумал, что коробки из-под париков пахли, как Осмонд: сушью и рыхлой сладостью, словно самый старый в мире пончик с сахарной пудрой. А под этим запахом проступал другой, более естественный и менее приятный, принадлежащий непосредственно Осмонду. Запах слоев пота и грязи, запах человека, который мылся редко, если мылся вообще.

Да. Осмонд был одним из существ, которые пытались похитить его в тот день.

Желудок Джека завязался узлом и дернулся.

– Я не знал, что у тебя есть сын, капитан Фаррен. – Хотя обращался Осмонд к капитану, смотрел он по-прежнему на Джека.

Льюис, думал тот. Ты Льюис, не забывай…

– Лучше бы его у меня не было, – ответил капитан, глянув на Джека со злобой и презрением. – Я оказал ему честь, приведя в большой павильон, а он сбежал от меня, как пес. Я поймал его за…

– Да, да, – оборвал его Осмонд и рассеянно улыбнулся.

Он не верит ни единому слову, в отчаянии подумал Джек и почувствовал, как его разум еще на шаг придвинулся к панике. Ни единому слову!

– Мальчишки плохие. Все мальчишки плохие. Это аксиома.

Он постучал кнутовищем по запястью Джека. Тот нервно вскрикнул… и его лицо тут же залила краска стыда.

Осмонд хихикнул.

– Плохие, да, это аксиома. Все мальчишки плохие. Я был плохим, и, готов спорить, ты тоже, капитан Фаррен. Да? Да? Ты был плохим?

– Да, Осмонд, – ответил Фаррен.

– Очень плохим? – спросил Осмонд. Невероятно, но он начал пританцовывать в грязи. Однако ничего женоподобного Джек в этом не видел. В худощавом, чуть ли не хрупком Осмонде не чувствовалось ничего гомосексуального. А если в его словах и улавливался какой-то намек, Джек интуитивно понимал, что дело в другом. Нет, куда явственнее проступали злоба и… безумие. – Очень плохим? На редкость плохим?

– Да, Осмонд, – деревянным голосом ответил Фаррен. Его шрам блестел в послеполуденном свете, теперь уже не розовый, а красный.

Осмонд прекратил импровизированный танец так же резко, как и начал. Холодно посмотрел на капитана.

– Никто не знал, что у тебя есть сын, капитан.

– Он незаконнорожденный, – ответил капитан. – И слабоумный. Как теперь выясняется, еще и ленивый. – Он вдруг повернулся и ударил Джека в ухо. Несильно, но рука у капитана Фаррена была тяжелая, как кирпич. Джек взвыл и упал в грязь, держась за ухо.

– Очень плохой, по большей части на редкость плохой, – повторил Осмонд, но теперь его худое лицо превратилось в бесстрастную маску, скрывающую все чувства. – Вставай, плохой мальчик. Плохих мальчиков, которые не слушаются отцов, должно наказывать. И плохих мальчиков должно допрашивать. – Он взмахнул кнутом. Раздался сухой щелчок. Охваченный паникой разум Джека попытался уйти в воспоминания о родном ему мире. Любым способом. Щелчок хлыста Осмонда напомнил ему выстрел из духовушки «Дейзи», которую ему подарили в восемь лет. Ему и Ричарду Слоуту.

Осмонд потянулся и схватил Джека за измазанное грязью предплечье белой, похожей на паучью лапку рукой. Привлек мальчика к себе, в эти запахи – старой сладкой пудры и старой затхлой грязи. Странные серые глаза впились в синие глаза Джека. Тот ощущал, как тяжелеет мочевой пузырь, и прилагал все силы к тому, чтобы не надуть в штаны.

– Ты кто? – спросил Осмонд.

4

Слова повисли в воздухе между ними.

Джек чувствовал, что капитан смотрит на него: лицо сурово, но глаза полны отчаяния. Слышал кудахтанье кур, лай собаки, скрип приближающейся большой телеги.