Он всматривался в незнакомую реку, в незнакомую местность, вслушивался в далекое спокойное мычание коров. Подумал:
Нет, не Аркадия-Бич, но он недостаточно хорошо знал окрестности города, чтобы сказать, что находится от него дальше, чем в четырех или пяти милях. Однако в воздухе не ощущалось запаха Атлантического океана, и Джек точно знал, что он в глубине материка. Он вернулся назад, словно проснувшись от кошмара… ничего такого просто не могло быть, начиная с возницы и его телеги, на которой лежало облепленное мухами мясо, и заканчивая живыми деревьями. Какой-то кошмар с хождением во сне? Логично. Его мать умирала, и теперь он понимал, что знал об этом достаточно давно: все признаки были налицо, и подсознание сделало правильный вывод, хотя разум отрицал очевидное. Все это создавало подходящие условия для самогипноза, а безумный алкаш Спиди Паркер внес свою лепту. Конечно. Все складывалось.
Дяде Моргану это бы понравилось.
По телу Джека пробежала дрожь, он судорожно сглотнул. Ощутил боль. Не такую, как при воспалившемся горле, а как при мышечной травме.
Поднял левую руку – в правой была бутылка – и легонько погладил ладонью шею, словно женщина, проверяющая, нет ли морщинок. Нащупал вспухшую ссадину повыше кадыка. Кровоточила она не сильно, но прикосновение к ней вызывало болезненные ощущения. Ее оставил корень, который едва не задушил Джека.
– Явь, – прошептал он, глядя на оранжевую воду, слушая кваканье лягушек-быков и далекое мычание коров. – Все явь.
Джек начал подниматься по склону к дальнему краю поля, оставляя реку – и восток – позади. Прошел, наверное, с полмили, когда ритмичное ерзанье рюкзака по ноющей спине (последствия порки Осмонда никуда не делись, о чем ему не позволял забыть смещавшийся из стороны в сторону рюкзак) напомнило кое о чем. Он отказался съесть огромный сандвич Спиди, но разве Спиди не сунул то, что от него осталось, в рюкзак, пока он разглядывал медиатор?
Желудок от этой мысли радостно подпрыгнул.
Джек снял рюкзак, стоя по колено в тумане под вечерней звездой. Отстегнул один из клапанов – и да, там лежал сандвич, не кусочек и не половина, а целый, завернутый в газету. Глаза Джека наполнились теплыми слезами. Ему хотелось, чтобы Спиди оказался рядом и он смог обнять старика.
Лицо Джека вспыхнуло, но стыд не помешал ему расправиться с сандвичем в пять укусов. Он застегнул клапан, закинул рюкзак на плечи и двинулся дальше. Настроение улучшилось: урчащую дыру в животе на какое-то время удалось заткнуть. Джек снова стал самим собой.
Вскоре в сгущающейся темноте замерцали огни. Фермерский дом. Залаяла собака – хриплым басом крупного пса, – и Джек замер.
Он взял правее, и через какое-то время пес перестал лаять. Ориентируясь по огням фермерского дома, Джек скоро вышел на узкую дорогу с гудронным покрытием. Посмотрел направо, налево, не зная, в какую сторону идти.
Чувство одиночества и тоска по дому вновь навалились на него. Джек попытался их отогнать. Плюнул на указательный палец левой руки, потом резко ударил по левой ладони правой рукой. Большая часть слюны отлетела вправо – или так ему показалось, – и он повернулся и зашагал в выбранном направлении. Сорок минут спустя, когда его уже шатало от усталости (и, хуже того, снова мутило от голода), он увидел гравийный карьер, а рядом с ним – какую-то лачугу, к которой вела перегороженная цепью дорога.
Джек нырнул под цепь и пошел к лачуге. На двери висел замок, но из-под одной стены маленького домишки вымыло землю. Потребовалась лишь минута, чтобы снять рюкзак, подлезть под стену лачуги и затащить рюкзак за собой. Теперь благодаря замку на двери мальчик чувствовал себя в безопасности.
Он огляделся и увидел, что вокруг полно очень старых инструментов – карьер, судя по всему, давно забросили, и Джека это более чем устраивало. Он разделся догола, чтобы избавиться наконец от влажной грязной одежды. В одном из карманов джинсов нащупал монету, которую дал ему капитан Фаррен: в компании обычной мелочи она казалась гигантом. Джек вытащил ее и увидел, что монета с профилем королевы на одной стороне и крылатым львом на другой превратилась в серебряный доллар 1921 года. Какое-то время он смотрел на профиль леди Свободы, а потом убрал монету в карман.
Достал чистую одежду, подумав, что грязную сложит в рюкзак утром – она к тому времени высохнет, – а может, выстирает ее, либо в прачечной, либо в подвернувшейся реке.