Талисман

— Когда мне удается отыскать травы, дающие волшебный сок, — я ликую! — продолжала старуха — Смотри! Я на твоих глазах делаюсь снова молодой! Я снова становлюсь красавицей, какой была раньше!

Разве ты не видишь, как разглаживаются морщины на моем челе, на моих щеках, как огнем вспыхивают мои взоры, как гибки и стройны делаются члены моего тела?

Заморра с ужасом и отвращением глядела на быстро пьяневшую ведьму. А та, приплясывая, кружилась по комнате. Ее взор горел, и лицо становилось багровым, но, разумеется, делалось еще более отвратительным.

— Видишь, как я хорошею? — кривлялась старуха. — Я снова молода, я снова прекрасна, как утренняя зорька, как звезда полуночи! Тра-ла-ла!

Я снова «Прекрасная Сонора», владычица сердец! Тра-ла-ла!

С тихим хихиканьем старуха свалилась на пол и переползала из угла в угол, как змея, не выпуская опустошенной бутылки из костлявых пальцев.

— Скоро придет мой сыночек! — выпевала она. — Мой сыночек, мой красавчик Джурба-Янко! Он увидит нас обеих и удивится, и не будет знать, кто лучше: Заморра или Сабба-Сонора! Хи-хи-хи!

Внезапно мысли старухи приняли другое направление. Гнев овладел ею.

— Ты воровка! — кричала она. — Ты похитила мою красоту! но подожди, подожди, змея!

Я выдавлю твои глаза вот этими пальцами! Я оболью твое прекрасное лицо ядом, который сожжет твою атласную кожу! Я вырву все волосы с твоей головы! Ха!

Старуха, шатаясь, приподнялась и пошла по направлению к Заморре.

Все это время девушка напрягала свои силы, чтобы избавиться от веревки, которой были связаны ее руки. Ей удалось несколько ослабить петли. Когда старуха не видела, Заморра попросту грызла свои узлы, и теперь веревка еле держалась.

Сознание близящейся опасности придало нечеловеческие силы хитане, и, рванувшись, она освободилась от уз. Старуха увидела, что пленница освобождается, и с воплем кинулась на девушку, пытаясь выколоть ей глаза острыми кривыми когтями.

Но Заморра успела уклониться и сильным толчком в грудь сбить с ног ведьму. Сабба, как кошка, злобно фыркая, снова прыгнула на соперницу и уцепилась за нее.

Хитана сознавала, что тут, в хижине, где было так тесно, борьба становится опасной, и кинулась к дверям. Старуха вцепилась в ее платье и волочилась за ней. На площадке перед хижиной Сабба внезапно обвилась, как змея, вокруг тела Заморры. Ее костлявые руки с невероятной силой охватили горло хитаны, и девушка, полузадушенная, упала на землю.

Но, падая, она подмяла под себя старуху.

Отчаянная борьба закипела между двумя женщинами.

Заморра защищала свое право на жизнь. Обезумевшая от действия дурмана старуха хрипела и шипела, извивалась как змея, ее зубы впились в руку Заморры.

Потом обе женщины очутились на краю пропасти.

Миг — и тело Саббы покатилось туда, в пропасть, как ком грязного тряпья, оставляя на росших по скату кустах клочья одежды и пятна крови.

Заморра, шатаясь, постояла несколько мгновений над обрывом. Потом она ринулась в хижину старухи, с лихорадочной быстротой принялась рыться там: она искала оружие.

Прошло еще несколько минут.

И тогда по горным тропинкам, по лесной чаще пронесся призрак: стройная женщина с развевающимися за плечами черными волосами неслась вихрем на белом коне. В ее руке блестел кривой ятаган. За поясом был второй.

Это мчалась по знакомой дороге Заморра, которая думала об одном:

— Спасти Карминильо или отомстить за него, а потом…

Потом — хоть смерть, хоть ад!

Все равно!

IV

Молчали горы, молчал лес. Спал ветер, днем носившийся над горами Эр-Риф. Только море, неугомонное, вечно тоскующее и вечно мятущееся море волновалось и катило к скалистым берегам волны с седыми верхушками. В эту ночь в лесах около ущелья Гран-Лупо, казалось, жила только вода.

Небо было ясно и чисто. Воздух сух. А в то же время тому, кто находился возле ущелья, казалось, что он ясно слышит шум дождя, шум, производимый дождевыми каплями при падении с небесных высот на сухую листву изнывающего от зноя леса.

И этот шум все нарастал и нарастал.

Незадолго до полуночи при входе в ущелье уже как будто угрюмо рокотал целый поток.

Трое людей брели в это время по почти непроходимой чаще над ущельем.

— Тише! — предостерег один из них остальных товарищей. — Ради всего святого, тише! Враги рядом!

— Что ты видишь, Карминильо? — встревоженно прозвучал знакомый нам голос — голос лакомки-студента из Саламанки, злополучного юриста Педро Альвареса.

— Тишина обманчива, — продолжал Карминильо, — тут все живет. Заморра! А ты, ты видишь?

— Вижу, сеньор, — ответила хитана. — Да, тут все живет. Но это — страшная жизнь, готовая смениться смертью, сеньор!

— Да что вы видите? — с досадой вымолвил Педро. — Не мерещится ли вам попросту что-нибудь? Кругом — ни души.

— Подожди! Кажется, луна поднимается. Сейчас увидишь и ты. Беглецы, сбившись в кучу, сидели на краю обрыва. Под ними

расстилались склоны гор, то совершенно голые и усыпанные камнями, то поросшие кустарниками. Ниже — там смутно виднелось ущелье Гран-Лупо, или ущелье Большого Волка. Это ущелье выходило в лесистую и холмистую долину.