Талисман

— Конечно, — ответила Ника, на ее лице не дрогнул ни один мускул. — Я ее никуда не посылала и ничего не требовала. С какой стати, ради всего святого? Нет, господин, ты ни в чем меня не убедил. Что мы имеем? Слова Мельгара и Ликенион — против наших с Эльбером. В равной степени можно верить или не верить и тому, и другому. Безусловно, наша судьба — в твоей власти, но правителю более пристало мудро разбирать запутанный вопрос, нежели относиться к свидетелям предвзято.

— Верно, посему я до сих пор не передавал полномочия представителям тайной охраны, хотя Коувилар был бы весьма не против заняться вами обоими. Ему вы тоже каким-то неведомым мне способом отвели глаза, заставив его отпустить вас. И он тяжко страдает, ибо никогда еще не совершал такой нелепости. Он с огромным удовольствием, собственными руками, выбил бы из вас всю правду до последней капли. И я, увы, наблюдая столь прискорбное упрямство с вашей стороны, склоняюсь к мысли о том, чтобы позволить ему сделать это. Ваше упорство и ложь раздражают.

— Нам нечего добавить к уже сказанному, — отозвалась Ника. — Под пытками можно вырвать признание в чем угодно, но будет ли оно соответствовать истине, или его произнесут лишь для того, чтобы избавиться от мук?

— По-всякому бывает. Пока не проверишь степень терпения человека, наверняка не узнаешь. Ты согласен, Эльбер? Почему-то ты напрочь лишился своего обычного красноречия, предоставив женщине в одиночку настаивать на своем. Я надеюсь на твое благоразумие, на то, что ты не доведешь до крайних мер по отношению к вам обоим. Понимаешь, я не животное. Ты говорил о том, что создал некую драму и мечтаешь поставить ее и самому сыграть в ней. Не сомневаюсь в грандиозности твоего замысла! Мне страстно хочется лицезреть плоды твоих трудов, ибо искусство драмы — это, пожалуй, единственное, перед чем я устоять не в силах. Я жажду, чтобы вновь, после стольких лет, ты порадовал мое полное скорби сердце своей неповторимой игрой, но как же нам быть, если против нас — само время? А? Позволить тебе несколько лун готовить свою постановку я не властен, — Аргеваль снова тяжело вздохнул. — А после того, как отдам вас Коувилару, ты едва ли останешься пригодным для чего бы то ни было.

— Если ты решил погубить меня, то — пускай! Но я готов играть для тебя — даже нынче. Актерское ремесло — смысл бытия для таких, как я. Разреши прочитать тебе мою драму. Да, у меня будет один-единственный зритель, зато — сам великий владыка Италии! Этого довольно!

Ника задержала дыхание, словно готовясь глубоко нырнуть. Она осознавала, сколь многое зависит от ответа Аргеваля, и с облегчением выдохнула лишь тогда, когда заметила, как блеснули глаза короля.

— Эльбер, я выслушаю тебя! Причем, отнюдь не в гордом одиночестве. Сегодня вечером ты выступишь перед людьми, которые, как и я, способны оценить созданное тобой. Их будет немного, я не обещаю тебе полных трибун, но предоставлю сцену Колизея.

Девушка изо всех сил уперлась пальцами ног в подошвы сандалий — это был самый незаметный, но довольно действенный способ удержать расплывающееся сознание. Лицо англичанина стало отрешенным, точно все, чему суждено произойти с ним дальше, не волновало его и не имело значения. В целом мире не осталось ничего, кроме сияющей цели, к которой он подошел столь близко. Эльбер выглядел как человек, который впал в транс. Если у него прежде и были сомнения, относительно собственного дара, то ныне от них не осталось и следа.

— Господин, — обратилась к Аргевалю Ника, — у меня есть право на одну просьбу? Князь Аггу и Араминта должны быть в числе приглашенных.

— Даже не стану спрашивать, зачем тебе их присутствие, — отмахнулся король. — Будь по-твоему.

Ника в последний раз коснулась руки Эльбера. Она и не предполагала, что это будет так тяжело — оторваться от него, отпустить, оставить в самый важный, решающий момент, который должен был определить и его дальнейшую судьбу… да, пожалуй, и ее тоже.

Искательница приключений в совершенстве освоила науку сражений и не отступала даже тогда, когда кто угодно другой на ее месте отказался бы от борьбы. Но в этой битве Нике, бойцу по природе, места не было.