Талисман

Несколько последующих часов слились для Ники в бесконечную череду душевных мук и отчаяния. Допросить ее не удалось — женщина выглядела почти безумной и, кажется, просто не способна была воспринимать ни угроз, ни криков, обращенных к ней. Когда ее оставили в покое, бросив в камеру вместе с трупом человека, которого, как предполагалось, она же сама и убила вместе со своим сообщником, девушка повела себя и вовсе странно. Она тут же подползла к умершему и прижалась к нему, обхватив его тело руками, словно пыталась собственным теплом вернуть его к жизни. Что касается Огдена, этот, похоже, не испытывал никакого страха. Он упорно повторял, что не причастен к убийству, но отказывался давать какие-либо объяснения случившемуся. На его плече отчетливо различалось клеймо раба, принадлежавшего военачальнику Туоргу, что свидетельствовало о следующем: к Коувилару попал беглый невольник. Должно быть, возвращение его собственности могло весьма порадовать Туорга, но прежде следовало выяснить, что же все-таки стряслось возле склепа.

Шел второй час ночи, когда дело неожиданно приняло еще более сложный оборот. Гайсар сообщил, что удалось найти Араминту.

— Она тоже мертва? — спросил Коувилар.

— Нет, — к своему удивлению, услышал он, — однако, похоже, имеет прямое отношение к происходящему. Как только мы задержали англичанку, я со своими людьми отправился к ее мужу, чтобы поставить его в известность, и застал его с дочерью казначея.

По тому, как это было сказано, Коувилар заключил, что дочь Ишума не просто мирно беседовала с англичанином.

— Надеюсь, ты привел их сюда?

— Конечно. Эльбер требует, чтобы ему дали увидеть супругу.

— Я бы на его месте не очень чего-либо требовал, — заметил Коувилар. — Эти инородцы мне порядком надоели! — сорвался он. — Они у меня уже в печенках сидят! Будь моя воля, я просто казнил бы их всех без суда, и, честное слово, в Риме стало бы гораздо спокойнее! Где этот английский ублюдок?!

Эльбер был совершенно ошеломлен обрушившимися на него известиями. Насколько он понял, Таймацу мертв, а Нику обвиняют в убийстве Призрака, которое, к тому же, случилось возле усыпальницы Гларии. Он был убежден, что его подруга невиновна — Белый Воин отлично знал, как они с Таймацу относятся друг к другу, но все доказательства свидетельствовали против нее. А сам Эльбер не в состоянии ответить на простой вопрос — ведал ли он, куда отправилась его жена? Сообщить, что она собиралась предупредить некоего вампира о грозящей тому опасности, немыслимо…

— Я вообще ни слова не пророню, пока мне не позволят поговорить с Никой, — упорно повторял он. — Где она? Что с ней?

— Что ты сделал с дочерью казначея?! — Коувилар побагровел от подобной наглости: он привык к тому, что, стоит только человеку оказаться в руках охраны, с того мигом слетает спесь, но англичанин никак не вписывался в нормальные рамки. Как, впрочем, и русский раб. — Горе Италии, пригревшей на своей груди подобных вам змей! — выкрикнул он. — Ваше место на костре, на котором сжигают убийц-колдунов! Ты хочешь полюбоваться на свою рыжеволосую ведьму? Хорошо же, отведите его к ней немедленно!

Ника почувствовала, как кто-то старается разомкнуть ее руки, по-прежнему обнимающие Таймацу, и протестующе замычала.

— Нет… нет…

— Боги, — произнес Эльбер, — Бара, приди же в себя, расскажи обо всем? — он прижал ее к груди, и Ника уткнулась ему в плечо. — Я здесь, с тобой. Успокойся.

— Осенняя Луна… его больше нет.

— Я вижу, милая. Но только ты можешь объяснить, что и почему. Ты была там, когда…

— Ютен напал на меня. Таймацу убил его, а потом… — она снова задрожала всем телом от невыносимого яркого воспоминания, — потом — себя. Я успела увидеть, как он вонзил меч себе в сердце, но не успела помешать. Там еще был его преследователь с Островов. Я не знаю, куда он исчез. Не заметила…

Она видела, чувствовала, что Эльбер пребывает в не меньшем отчаянии, нежели она сама. Но он старался справиться с собой, осознавая, что Нике сейчас гораздо хуже — она с трудом переживала утрату. То, что теперь ей было с кем разделить боль, заставило ее ощутить облегчение. Таймацу значил для Эльбера столь же много, как и для нее.

— Огден предложил дать ему вечность… А я не согласилась, — произнесла она. — Это было бы неправильно, да?

— Конечно. Он бы полностью с тобой согласился, Бара. Ни один нормальный человек не пожелает для себя такой вечности. А нам надо выбираться отсюда…

— Но как? — обычно Нике не требовалось чужого совета, чтобы найти выход даже из самого отчаянного положения. Но ныне ей необходимо, чтобы кто-то другой принял ответственность на себя. Не всегда ей удавалось оставаться сильной.

Прежде чем Эльбер успел хоть что-то ответить, дверь камеры распахнулась. Охранник, который вошел туда, двигался точно во сне, или как огромная, нелепая живая кукла. За ним следовал островитянин, чье имя, насколько Нике запомнилось, Хэйдзи. Кивнув замершим в недоумении и тревоге Эльберу и Нике, Хэйдзи склонился над телом Таймацу.