Мустафа лежал метрах в пяти от Андрея и тоже старался вести прицельный огонь. После одного его выстрела вдалеке сверкнул вскинутый вверх ствол винтовки и через мгновение скрылся за грудой камней. Оттуда больше не стреляли.
– Меткий, – похвалил его Андрей.
Ему и Мустафе отчасти повезло: за обочиной дороги как нельзя кстати оказалась небольшая ложбинка, похожая на неглубокий окоп. Это пока и спасало жизнь им и еще нескольким сослуживцам.
Андрей быстро перекатился к Мустафе:
– Сволочи, мы у них как на ладони. Надо срочно отходить!
– Старшие погибли. Приказ дать некому! – прокричал Мустафа.
– Старшие – мы с тобой.
– Да. Но все вместе не уйдем. «Духи» будут идти следом за нами. Кто-то должен организовать прикрытие.
– Я возьму отделение и остаюсь, а ты – всех остальных и сваливаешь.
– Нет, останусь я. Ты гораздо лучше знаешь местность.
– Ни ты, ни я не знаем эту местность вообще, – прокричал Андрей, но звук выстрелов заглушал его голос.
– Короче, Андрей. Вот монетка. Орел – остаешься ты, решка – я. Идет?
– Давай, только быстрее.
Мустафа подкинул монетку, поймал и накрыл ладонью другой руки:
– Решка. Значит, остаюсь я. Бери людей и отползайте.
– Отходим! – во все горло закричал Андрей.
– Второе отделение! – еще громче крикнул Мустафа. – Всем оставаться на своих местах!
Потом была злость, чувство мести, полное отсутствие боли и придающая невероятную силу ярость.
Мустафа, почти не понимая, что делает, выхватывал из рук убитых «калаши» и стрелял, стрелял, стрелял – без конца. Менял позицию, перемещался быстро, полз, перекатывался, перебегал. Казалось, он мог вырвать скалу с корнем, поднять над собой и обрушить на головы моджахедам.
Ему везло – пули не брали его. Полегло все отделение, а он один не давал бородатым боевикам сдвинуться с места. Таких воинов, как Мустафа, в которых вселяется дух войны, всегда боялись и уважали.
В конце концов он расстрелял все патроны, закончились гранаты. Со штык-ножами в обеих руках Мустафа поджидал врага – вернее, его глотку.
А потом был аркан, цепи, зиндан и долгие разговоры с муллой…
Мустафу хотели склонить на войну против Союза, но он был непреклонен. Долгие семь лет он провел в колодках. Нет, Мустафа не был рабом, он не выполнял никаких хозяйственных работ. Его кормили и держали как дикое животное, чтобы при случае показывать гостям, чтобы рассказывать, бессовестно привирая, о его подвиге. «Хозяин» гордился, что у него в заточении живет сказочный «богатырь» Алпамыш.
В речах муллы Мустафа нашел золотое зерно: хотя в реальности многих должных вещей нет, но, чтобы они стали реальностью, нужно за них бороться.
Разглядев в Мустафе праведного мусульманина, «хозяин» отпустил его с условием, что тот станет на сторону самого справедливого полевого командира, друга «хозяина», Сарвара-Муатабара. И Мустафе ничего не оставалось, как дать слово. Сарвар-Муатабар с его помощью одержал несколько блестящих побед в междоусобных распрях. «Хозяин» тем временем ушел в мир иной, а Сарвар-Муатабар решил стать политиком. Именно он «подарил» Мустафе его теперешний лагерь и несколько кишлаков вокруг горы на юго-востоке страны, а сам переселился в Кабул. И вскоре погиб при взрыве смертника.
Мустафа-Шурави смотрел на тлеющий уголь, который то вспыхивал, выпуская желто-синий лепесток огня, то мерцал теплым красным ровным жаром.
Он достал из шкатулки пожелтевший конверт – письмо, подписанное красивым женским почерком: «Твоя жена, Наташа». Даже не раскрывал его, потому что знал на память. Знал на память и свой ответ, который написал через четыре года после того, как Советская армия вышла из Афганистана и ему на время стали снимать колодки.
«Дорогая, я жив, но я умер, потому что даже не знаю, где я и что будет со мной. Но, главное, я не знаю, родила ли ты нашего ребенка. Прежнего меня больше нет. Прости меня за это и, пожалуйста, будь счастлива».
Мустафе тогда с большим трудом удалось выпросить у муллы ручку и бумагу. Он долго мучился – казалось, что рука напрочь забыла, как обращаться с этим простым инструментом. Слова – тяжелые, чугунные, несшие горе – с трудом выводились на бумаге.
Тогда он так и не решился отправить свое письмо жене.
Мустафа-Шурави некоторое время держал в руке конверт с последним письмом от своей Наташи, словно видя его насквозь, мысленно перечитывая, и аккуратно положил его в резную шкатулку с восточным орнаментом. Закрыл ее и спрятал в рюкзак.
Уголь костра из ярко-алого теперь превратился в буро-кровавый. Силы огня постепенно иссякали, а остатки дров стали потихоньку покрываться пепельным серым налетом.
23
Сарбуланд и Даринка сработались быстро. Они вместе делали перевязку раненым, вместе приготовили обед из оставленного боевиками провианта.