Сегодня здесь было мрачно вдвойне. Небо нависло тяжелым свинцом туч, и накрапывал мелкий дождь, а над домиками стелились черные дымы от подожженных автомобильных покрышек.
Съемочная группа скрывалась от непогоды в автобусе. Неподалеку от автобуса стоял на изготовке танк ИС-72 «Тайфун» и негромко урчал двигателем.
Полковнику Звереву погода была нипочем. Он мужественно стоял в брезентовом плаще, под пронизывающим, не по-летнему, холодным ветром. Рядом с ним топтался взводный Улямаев и еще несколько офицеров из нашей роты. У кромки леса строем застыли бойцы.
– Готов? – спросил меня Зверев.
Я был готов, но меня не покидало ощущение какой-то незавершенности предстоящей сцены. Я видел в ней несовершенство композиционного решения, как в некой архитектурной конструкции, которая могла бы стать идеальной при условии её должного оформления.
Решение пришло, как молния.
– Что молчишь боец? Или струсил? – спросил Зверев.
– Никак нет, товарищ полковник. Но у меня есть предложение.
– Какое предложение? – насторожился Зверев.
– Надо обогатить сцену.
– Главное не обгадить, – усмехнулся полковник. – Как это?
– Если уж поражать зрителя, так на полную, – решительно заявил я. – Надо чтобы в кадр попало не только уничтожение танка, но и ликвидация экипажа. Танк задымит после моего броска гранаты. Правильно?
– Конечно, задымит, – согласился Зверев. – Там дымовая шашка загорится.
– Этого мало, – мотнул я головой. – А что с экипажем?
– А что с экипажем? – переспросил Зверев.
– Когда у танка подбит двигатель, то экипаж, как правило, остается жив. Правильно?
– Да, жив. Но может быть контужен, но жив, – согласился Зверев. – Ты к чему клонишь, боец?
– К тому, что, как только я брошу гранату, и танк задымит, из него начнет выбираться экипаж. И вот тут в сцену должны включиться еще два бойца. Они вместе со мною вступают в рукопашную схватку с танкистами и побеждают их. Это будет заключительная сцена, ставящая точку в победе над врагом.
– Неплохо, – Зверев снял фуражку и задумчиво почесал затылок.
– И еще, – добавил я. – Перед тем как мне запрыгнуть на танк, он должен выстрелить на ходу. Стреляет само собой холостым, но должен выстрелить обязательно с огнем из дула.
– Зачем? – спросил Зверев.
– Это повышает напряженность момента и показывает мощь боевой машины, которую мне предстоит укротить, – пояснил я.
– Согласен, – кивает Зверев. – Только так и не иначе. Пойду и сообщу режиссеру твою задумку.
– Подождите, товарищ полковник! Предлагаю бойцов экипажа противника все же не уничтожать, а взять живыми. Это будет проявлением гуманизма со стороны советских воинов. Мы ведь за мир? Правда?
– Точно! – соглашается Зверев.
– Если мы за мир, то должны взять экипаж в плен. Ведь вражеские солдаты – это простые люди на гражданке – рабочие и крестьяне. Империалистические силы толкают их на войну. А их ждут дома жены, матери и дети. Мы должны врага взять на исправление, а потом вернуть домой просветленным человеком.
– Правильно, Назаров! Молодец! Мыслишь идеологически верно! Так тому и быть!
Зверев прошел к автобусу и скрылся в нем. Вскоре вышел обратно, а за ним вывалила вся съемочная группа. Режиссер торопливо поспешил ко мне.
– Это вы придумали сцену? – спросил он.
– Киваю.
– Великолепно! Мы будем снимать крупным планом. У вас несомненный талант сценариста молодой человек!
– Кого ты возьмешь себе для сцены? – спросил подошедший Зверев.
– Кожуру и Дурова, – не задумываясь, ответил я.
– Хороший выбор, – одобрил Зверев и обернулся к строю бойцов. – Кожура и Дуров, ко мне!
На инструктаж ушло минут пять. Кожура и Роман одобрительно кивали. Бойцы экипажа танка охотно согласились сыграть роль врага, но видно было, что у них нет желания быть побежденными. Похоже, что будут сопротивляться.
– По яйцам не бить, – предупредил нас Зверев. – На исходную бегом марш!
Я ринулся к двухэтажному кирпичному дому. Кожура и Дуров скрылись по соседству с ним за забором.
Съемочная группа рассредоточилась по местам.
Решено было снимать без предварительной тренировки. Если, что не получится сразу, то будет второй дубль, а если надо, то и третий и четвертый.
Я забрался на второй этаж и выглянул из окна. Танк стоял на исходной позиции метрах в ста от меня.
Великолепно! Никогда не предполагал и даже не мечтал о том, что буду играть главную роль в фильме.
– Внимание! Полная готовность! – раздался голос режиссера. – Начали!
Послышался свистящий звук двигателя, и танк двинулся вперед.
Идет быстро. Не промахнуться бы, блин!
Приближается. Я изготовился.
Выстрел!
Из дула вырывается пламя. Потрясающая мощь!
Танк поравнялся с домом, не снижая скорости.
Прыгаю чуть вперед по ходу танка.
Ноги пружинят и будто прирастают к броне.
В правой руке автомат, в левой плащ-палатка.
Танк движется дальше.
Имитирую разбивание оптики прикладом, накидываю плащ-палатку на лобовую броню и эффектно с кувырком приземляюсь.
Танк движется, но уже через миг замедляет ход. Бросаю ему вслед гранату.
Танк задымил. Открываются люки. Из них, как большие черные тараканы выскакивают танкисты.