О ты, кого Ирак считаетИсточником всех зол и бед,Наш мрачный Ариман, боготворимый мною!Напрасно взор я простираюОт запада к восточным странам:Во всей Вселенной не встречаюМогущественней и сильней тебя!Среди степей бесплодныхДобра верховный властелинЗахочет источить поток воды,Чтоб жажду путника усталогоЦелебной влагой утолить,Но ты лишь повелишь, и волныРазрушат вмиг его.Он слово изречет, и расцветут садыВ степи пустынной, дикой, и от нихДо облаков поднимется душистый аромат.Но в силах кто сдержать все зло,Чуму, горячку, что от стрел твоихУбийственных повсюду, преград не зная,Разносятся, пощады не давая.Владычество твое в сердцах людей.Пускай они перед другими алтарямиСклоняются поникшею главой,Во прах унижения, смиренно!Хоть ужас ты внушаешь, грозный Ариман,Но тайным помыслом к тебе взывают.Все чада праха преданы тебе.Не гром ли звук твоих речей?Не бурей ли облекся ты, как магиО том оповестили миру?Душа твоя питается ли гневом,Иль местью лютою она жива?Когтями ль ты впиваешься в добычу,Или дыханием тлетворным ее разишь?В природе ли самой ты почерпаешьВеликое могущество свое?Ты можешь ли чистейшие струиВ болото смрадное мгновенно превратить?Напрасно мы в борьбе бессильнойТобою посланные бедыСтараемся предвидеть иль отстранить.Издавна ты царствуешь над нами,Ты наш кумир и наше сердце – твой алтарь;Оно тобою бьется, тобой живет.Все помыслы тебе приносят дань,Твое могущество известно всем,Кто ведал ненависть и месть,Любви и честолюбия отраву.Когда в юдоли сей плачевнойНам заблестит отрады лучИ сладостным своим тепломВсе горести и муки отгоняет,Мы трепетать должны – твой взорТлетворный не выносит счастья,И радость – нам предвестник верный горя.О, грозный Ариман! Ты правишьСудьбой людей от колыбели до могилы,Страданья их – дары твоих щедрот.Скажи же мне, великий дух,Могущество твое должно лиСопровождать нас и за дверью гробаИ там нас подавлять навеки?Быть может, строки эти были сложены одним из языческих философов, не озаренным светом истинной веры, видевшим в сказочном божестве Аримане лишь преобладание физического и нравственного зла. Но пропетые человеком, гордившимся своим происхождением от сатаны, они произвели совершенно иное впечатление на рыцаря Спящего Барса, они казались ему похвалой нечистому духу. Слыша страшные слова в той самой пустыне, где сам сатана поклонился Сыну Божию, потребовав сначала от него поклонения, рыцарь раздумывал, должен ли он при расставании с сарацином ограничиться изъявлением своего презрения, или же, по данному обету крестоносца, он должен сразиться с неверным и оставить его труп в пустыне на съедение хищным зверям. Но прежде, чем он успел принять решение, неожиданное происшествие привлекло его внимание.