Талисман из Ла Виллетт

— Благодарю, но у меня свидание с дамой. Не подумайте чего такого, это задание редакции, — пояснил Гувье, кивнув на обшарпанный особняк барона де Лагурне.

Виктор принял молниеносное решение сказать полуправду.

— Какое совпадение! Я только что навестил вдову. Усопший был нашим клиентом. Кажется, он упал с лошади и ударился затылком.

— Так говорят… Хотя врачи уверены в обратном. Поговорите с ними, если не боитесь получить головную боль от их ученой тарабарщины! Я в недоумении — барон считался одним из лучших наездников… Попытайтесь что-нибудь разнюхать. Вам хорошо известен мой патрон. Когда Антонен Клюзель чует скандал, он желает получить пикантные детали. Упоминание тайного общества «Черный единорог» мгновенно повысит тираж газеты.

— Я что-то об этом слышал, но детали мне неизвестны.

— Сборище чокнутых последователей Николя Фламеля. Ищут философский камень, будь он неладен!

— Госпожа де Лагурне та еще штучка. Думаете, полиция захочет вмешаться?

— Кто знает? Судя по моим источникам, в префектуре пока не приняли никакого решения. В этом оккультном обществе состоит много влиятельных особ, так что нужно проявить деликатность. Барон был одним из трех основателей «Единорога».

— Не знал…

— Теперь делом заправляют двое, а их паства — человек двадцать крупных промышленников, мелких дворян, модных актеров, политиков, чиновников… есть даже один инвалид с Моста Искусств!

— Кто-кто?

— Академик. Вам наверняка знакомы их имена.

— А компаньоны барона вам известны?

— Председатель общества — Ришар Гаэтан.

— Кутюрье с улицы Пэ?

— Он самый. Конкурент Уорта. Оборки, воланы, перья и пайетки! Правая рука Гаэтана — звезда Зимнего цирка Франкони,[61] виртуоз прыжков и трюков, любитель экзотики. Наряжается то черкесом, то китайцем, то японцем, то марокканцем, то индусом. Его зовут Абсалон Томассен. Он исполняет фантастический номер: совершает сто оборотов, вися на проволоке.

— Великий Абсалон, — пробормотал себе под нос Виктор. — Собираетесь упомянуть в статье их имена?

— А то как же! За это мне и платят. А если на газету подадут в суд, Клюзель решит проблему.

— Очень досадно.

— Почему?

— Не самая лучшая реклама для книжной лавки «Эльзевир». Эти люди — наши постоянные клиенты.

— Ошибаетесь, Виктор, покупателей у вас станет только больше. Кстати, как продвигается ваша детективная деятельность?

— После женитьбы на Таша я остепенился.

— Браво, хороший выбор. Вы меня успокоили — я не раз опасался за вашу жизнь. Мне пора, мсье Легри. Заходите в редакцию и передайте от меня поклон жене.

Жозеф без сна лежал рядом с Айрис. Загадочные слова торговца черствым хлебом крутились в голове, как рой светлячков.

«Процесс, в котором были замешаны светские дамы, и не очень светские, и Софи Клерсанж-Мэт-как-то-там! Что за процесс? Когда он состоялся? Будь у меня дата, всего лишь дата, я бы проверил по своим записям!»

Внезапно он вспомнил, что его мать превратила сарай на улице Висконти в комнату для будущего внука, и пришел в ужас: кипы газет и журналов валялись теперь прямо на полу в подвале книжной лавки, да и на это мсье Мори не сразу согласился.

«Можно спросить у Бишонье… Нет, он будет копаться неделями… Что же делать?»

Айрис перевернулась на другой бок, стянув с Жозефа одеяло. Он встал, зажег свечу и на цыпочках отправился в кухню. Хлеб, сыр и яблоко подхлестнут его воображение.

В час ночи он вернулся под бочок к благоверной, так ничего и не решив. У него образовалась серьезная проблема: что надеть на похороны барона де Лагурне? Жозеф осторожно отвоевал у Айрис краешек одеяла и отключился. Ему снилась морская губка, представшая перед судом колосьев пшеницы и свечей в цилиндрах.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Вторник 20 февраля

Жозеф и Виктор медленно шли по центральной аллее некрополя. Траурные сюртуки жали в пройме, а цилиндры на голове и вовсе были китайской пыткой. Лакированные ботинки хлюпали по лужам. Казалось, что сыпавший на симметричные ряды могил мелкий дождик заказан специально по случаю похорон. Жозеф выглядел довольным, но твердо решил не делиться с Виктором сведениями, почерпнутыми из разговора с Сильвеном Брикаром, пока шурин перед ним не извинится. Шесть слов неотвязно крутились у него в голове: пораженная спорыньей рожь, свечи, губки, процесс. Очередной ребус. Бред сумасшедшего или криптограмма? Он бы охотно посмотрел на склеп Ги де Мопассана, похороненного год назад на кладбище Монпарнас, но не решился предложить это Виктору. Они миновали украшенную пальмами могилу историка Анри Мартена и вышли на северную аллею, где в нескольких метрах от места упокоения издателя Пьера Ларусса собрались одетые в черное люди.

— Тот, что в центре, с выпученными глазами и перстнями на пальцах, — писатель Жан Лоррен, денег у него куры не клюют, — шепнул Виктору Жозеф. — Остальные — я почти со всеми встречался — это Папюс и Сар, чокнутый музыкант…

— А мужчина с квадратным лицом тоже здесь?

— Да, крайний справа.