Талисман Шлимана

– Да, вы у себя дома пьете воду прямо из-под крана, мы в Москве – через фильтр и кипяченую. А Нил даже не Москва-река.

– Последствия твоего поступка могут быть самыми непредсказуемыми, – подытожил наши сетования Олав.

– Зато я приобщилась к Хапи14.

– В самом деле, надо бы Вам продезинфицироваться, но попробуйте-ка купить у них тут виски.

– Продолжайте, Глеб.

– Надеюсь, ваши поэты не советовали ничего еще более экстравагантного, а то Ингрид, как художественная натура, захочет все испробовать.

– Может быть, и да. В стихотворной форме многие необычные человеческие ощущения кажутся менее фантастичными.

– А ведь, действительно, очень интересно. Рассказывайте дальше, Глеб.

– Пересказывать стихи – неблагодарное занятие, но попробую. Например, у Бунина: глядя на мумию, он ощущает, как жил вместе с фараоном, увидев след человеческой ноги на полу древней могилы, он будто становится на тысячелетия старше и чувствует прошлое, причем очень живо.

– Как реинкарнация, – сказала Ингрид. – И все же, почему у поэтов северной страны такая тяга к этой южной цивилизации? Мы были в России по делам фирмы Олава. У вас в Петербурге на набережной Невы стоят сфинксы. О, это все очень загадочно. Под снегом у них какой-то интересный взгляд.

– А вы знаете, Ингрид, в начале века у нас был поэт, Блок, они его тоже поражали и странно ассоциировались с Россией. И, кстати, опять-таки накануне революции. Будто бы приходит из «дикой дали» таинственная «дочь иных времен» и легким вскриком встречает сфинкса. Вьюга сыпет снег, и «снится ей родной Египет» сквозь туманы севера, а поэт мечтает в «священном трепете» о ее объятиях. Из этого можно было бы сделать рассказ в стиле фэнтези с мистическими элементами, но в поэзии все выглядит как-то реально. И еще, у Блока есть одна странная неоконченная поэма, полная предчувствий революции. Ее герой приходит ночью белой «туда, где в море сфинкс глядит», склоняется головой на гранит и слышит:

Вдали, вдали

Как будто с моря звук тревожный,

Для божьей тверди невозможный

И необычный для земли.

И дальше:

Какие ж сны тебе, Россия,

Какие бури суждены?

И уже утренний ветер, и появляется кровавая заря:

Грозя Артуром и Цусимой,

Грозя Девятым января.

И потом после революции, он пишет поэму «Скифы», где просит Европу, «старый мир»:

Остановись, премудрый как Эдип

Пред сфинксом с древнею загадкой:

Россия – сфинкс, минуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит в тебя.

И с ненавистью, и с любовью.

И далее «нам внятно все»: и острый гальский смысл, парижские улицы и венецианские прохлады, лимонные рощи, дымные громады Кельна.

– Как все у вас в России mixed, перемешано.

– А может, и соединено.

– И скифы, и Европа, и сфинкс. А все же, почему Россия – сфинкс? Ведь северная же страна…

– Сфинкс – это вопрос, он соединяет время.

– Время боится не только пирамид, но и сфинкса.

– Да, все в мире соединено и смешано, как в этом салате. – Сказал Олав, разглядывая блюдо на своей тарелке. – У вас в стране это особенно чувствуется. Я хорошо помню ту свою командировку. У вас тяжело жить, вы много сил тратите на ненужные, бессмысленные вещи, но ведь не скучно. Особенно в последнее время. Ингрид права, все перемешано. А от смешанных браков красивые дети рождаются. Даже ваши женщины… что ты так смотришь, Ингрид, ну, ты тоже смешанных кровей, иначе я, может, на тебе бы не женился. Не интересно было бы. Ну и наша с вами компания, мы тоже тут разные, потому нам и весело. Разнообразие – это хорошо.

– Глеб, лучше расскажите еще что-нибудь, – попросила Ингрид, – а то Олав уже продезинфицировался. Вацлав, дело в том, что потомки викингов все возят с собой, в том числе и виски. Олава теперь не остановишь.

– А вы знаете, Ингрид, в этом что-то есть.

– В чем? В виски?

– Да нет, в том, о чем говорит Олав, в соединении разнообразия. Мой учитель хочет, чтобы я написал еще о Шлимане. Вот человек, который все соединил: двадцать лет жил в Петербурге,

сделал состояние в России, немец, американский подданный, любил Грецию, женился на гречанке, а уж сколько путешествовал, потому, наверное, и раскопал Трою.

– Как вы говорите, разбогател в России? Загадочная страна: и сфинкс, и Шлиман.

– Загадочная, это верно.Чего у нас только нет Знаете, я недавно был в таком маленьком городке, Градонеже. Кстати, я уверен, он бы вам понравился, Ингрид. Так вот, представьте, там они верят, что у них хранился талисман Шлимана. Да-да, который помог ему сделать открытия. И будто бы Шлиман видел его в Градонеже перед своего поездкой в Египет. У нас в самом деле многое перемешано.

– И правда, – воскликнула Ингрид, – и у вас, и у нас много мешают! А почему бы нам всем завтра вместе не выпить на берегу Нила, у Луксорского храма. Как хорошо, Глеб, что мы с вами познакомились.

– Простите, что я вас прерываю, – вот тут-то он и влез в разговор. – Провести вечер у Нила, очень интересная мысль.

– Вы тоже из России? – спросила Ингрид.

– Мой сосед по отелю, – представил его я, принужденно улыбаясь. Олав же улыбнулся Дмитрию Петровичу как всегда широко и радостно.

– Не хотите к нам присоединиться?