Талисман цесаревича (СИ)

В уютном уголке, огороженном декоративным кустарником, мы и приступили. Снег тут неглубокий, движению не мешает. Мы разделись до нижних рубашек и встали в позицию, и я с удовольствием посмотрел на парадную шпажонку Бекетова. Не считайте меня слишком бесчестным, но когда я предложил драться на шпагах и немедленно, то имел в виду именно своё превосходство: моя боевая офицерская шпага на ладонь длиннее его декоративной. К тому же моя шпага прочнее.

Встали в позицию, и я внимательно поглядев в глаза своего противника, увидел там чёрный ужас: его сейчас будут убивать. Это существо полтора десятка лет числилось офицером, но ни разу не бывало на войне. Оно не знает что такое бой, тем более бой рукопашный, где всё зависит от собственной выучки и силы духа каждого бойца.

Выпад, другой… Бекетов держит шпагу как кочергу, не потому что не умеет, а потому что все его мышцы напряжены, он полупарализован ужасом предстоящей смерти. А коли так, то я дарую ему смерть. Выпад, и на груди, на грязноватой белой рубашке, появился красный цветок. Последним ударом я переломил шпажонку, которую мой недостойный противник ещё держал мёртвой рукой. После этого он рухнул лицом в снег.

— Поглядите — с ужасом и отвращением сказал мой секундант, конногвардейский корнет — он обоссался!

И правда, на штанах Бекетова проявилось тёмное пятно.

Я достал из кармана платок, обтёр клинок и коротко поклонился присутствующим:

— Господа, благодарю вас за участие. И позвольте вопрос: где находится ближайший храм?

— Совсем неподалёку. А зачем вам?

— Каким бы ни был Прокофий Бекетов при жизни, но это христианская душа. Полагаю необходимым заказать в божьем храме заупокойные молитвы по сему рабу божьему.

— Я лично провожу Вас, господин поручик. — склонил голову Павел Петрович — Я вижу Вы истинно благородный человек, свирепый в бою и кроткий после оного.

— Благодарю Вас, Ваше императорское высочество. А теперь ничто не мешает нам посетить Вице-президента Военной Коллегии.

— Да-да, именно это мы должны сделать. Господа!

Присутствующие офицеры отдали честь цесаревичу, и мы двинулись. По дороге прокурор раскланялся с Павлом Петровичем и ушел по своим делам, а мы двинулись дальше.

Потёмкин принял нас немедленно, чему я не удивился — с таким-то сопровождающим!

— Весьма рад видеть Вас, Ваше императорское высочество. Чем могу быть полезен? — сказал он, выходя из-за рабочего стола навстречу цесаревичу.

— Матушка пожаловала мне полк, в коем проходит службу сей офицер. Только что Юрий Сергеевич дуэлировал с поручиком Преображенского полка Прокофием Бекетовым и убил его. Я, будучи свидетелем события, со своей стороны признал повод для дуэли весьма существенным. То же мнение высказал и сопровождавший меня прокурор Санкт-Петербурга. Также отмечу, что Юрий Сергеевич дуэли не хотел, но был вынужден защищать свою честь дворянина.

— Дуэли запрещены, Ваше императорское высочество, но коль скоро Вы признали повод достойным, то и быть посему. Что касается поручика, я хотел его видеть, чтобы он дал пояснения к своим изобретениям. — Потёмкин кивнул на стол, стоящий у окна — Узнаёшь свои творения?

— Так точно, Ваша светлость, узнаю!

— Покажи, как ими пользоваться

Отчего ж не показать? Показал, как завязывать мешок, как надевать его на спину или спереди — иногда нужно и так. Показал, как крепить к сидору палатку, скатку шинели, а для демонстрации снял с себя мундир и прицепил его на вещмешок. Потом пришел черёд плащ-палатки, и тоже всё оказалось понятно и просто, разве что установить палатку я и не пытался, чтобы не портить драгоценный наборный паркет.

— А ведь действительно полезные вещи. — задумчиво сказал Потёмкин — Стоимость копеечная, а пользы для простого солдата весьма немало. Решено. Дам указание, чтобы сии предметы признали обязательными элементами амуниции.

Он прошелся вокруг меня, разглядывая плащ-накидку:

— Откровенно говоря, совсем неказистая вещь. Ну да ладно: на парадах мы плащ-палатку применять не станем, а в поле и не такую халабуду на себя доводилось накручивать. Ну да ладно поручик, поди, посиди в приёмной, тут пойдут разговоры о высоком.

Я уже было направился к выходу, но Потёмкин меня окликнул:

— Постой, поручик!

Я принял строевую стойку.

— Ея императорское величество давеча похвалила тебя и поручила, в том случае, когда я признаю твои новины полезными, наградить тебя по моему усмотрению. Держи сей подарок и помни, кем он пожалован.

В руку мне легла золотая табакерка с вензелем императрицы. Я рассыпался в благодарностях и кланяясь вышел из кабинета в приёмную.

Спустя час цесаревич вышел, и, проходя мимо, рукою поманил за собой. Я пристроился рядом.

— Нынче мы сходим в храм господень, ты собирался заказать поминальную службу по убитому. Или передумал?

— Нисколько, Ваше императорское высочество! И я сердечно признателен Вам за помощь.

Мы двинулись по чисто выметенной улице, и цесаревич с любопытством повернулся ко мне

— Скажи, поручик, какую должность ты бы желал получить в моём полку?

— Позволите говорить откровенно, Ваше императорское высочество?