Талисман жены Лота

– Я тебе не сказал важной детали, – не так заметно, как всегда, катая звуки, сказал Старик. – Фаруда... она вчера гадала на бобах. Она сказала, что один из бобов треснул и развернулся, когда она положила их на юго-восток... Эта Эглая... она о чем-то догадывается... Она... – Старик тяжело и болезненно задышал, подбирая слово, – догадливая... Она, пожалуй, может кое-что... Может... Я таких женщин встречал... У нее на радужной... оболочке... есть отметинка... Особенная... Инквизиторы хо-ро-шо отметинку эту изучили... И руку ее я видел. Там тоже знак начертан... Будь еще осторожнее с ней... Но и время не тяни... Мало времени... Нам нельзя больше ошибиться. Что говорит Давид?

Давид, тот самый статный, похожий на султана юноша, который водил Аглаю по подземному Иерусалимскому дворцу, был приемным сыном Старика. Его взрастили здесь, в старом Яффо, в унылом особняке, в склепе древностей и горя. Грудным ребенком его подбросила под дверь молодая арабка. Фаруда нашла младенца, выпросила разрешения оставить его в доме, вынянчила. Мальчику дали блестящее европейское образование, ему была завещана существенная доля наследства. Но ни в тайну своего рождения, ни в другие тайны рода он посвящен не был.

– Давид, когда привел Аглаю в наше иерусалимское хранилище, боялся, что не выполнит поставленной задачи. Эта женщина строптива, и могла быстро уйти. Могла не поддаться ни на одну нашу хитрость... Он знал также, что во второй раз ты уже не выдержишь дороги в Иерусалим...

Старик кивнул. Эта поездка, первая за десятилетия, чуть не убила его. Но выхода не было: здесь, в доме, Фаруда запретила даже смотреть на талисман. Единственным местом на земле, сказала ей духи, где позволительно ненадолго прикоснуться к реликвии – мог быть только Иерусалим. Поскольку лишь Старик знал тайный код родового талисмана, сокрытый в мистической вязи древних букв, он решился ехать в Иерусалим сам, зная, чем грозит ему дорога. Зная, чего ему будет стоить скрупулезнейшее изучение талисмана-двойника на груди молодой женщины с ведьминскими отметинками в глазах...

– Чтобы задержать ее, Давид начал говорить на ту тему, что, он знал, ее интересует очень и очень... – продолжил Вульф. – В иврите нет соответствующих терминов, и он говорил с ней на немецком, не спросив предварительно, знает ли она язык Гете. Он знал, что знает... Но не учел, что здесь, в Израиле, на немецком не говорят... Вряд ли ей придет в голову, что ты лично посетил хранилище... Но... У нее аналитический ум. Она, если будет думать об этом, скоро поймет, что все связано... Увы, то, что мы предприняли, не было идеальным вариантом. Мы слишком спешим...

Старик с трудом поднял голову и цепко схватил собеседника бледно-сиреневым от предночных болей взглядом.

– Мы не можем знать... когда Каменная... явится. Мы также не знаем, кто из нас – ты или я – кто... первый. Кого из нас завтра не будет... Нет времени...

Старинные канделябры дрогнули от сквозняка. В узкую щель приоткрывшейся двери проскользнула старая служанка, неслышно составила на поднос малахитовые пепельницы и вазы с нетронутыми фруктами. Учуяв взгляд Старика, подошла и встала напротив, вонзив черные стрелы глаз в пол.

– Фаруда... На бобу трещина... появилась... вчера... ты сказывала... Объясни, как истолковываешь гаданье... – велел ей Старик.

– Я спрашивала и мне ответили... – еще глубже дырявя пол глазами, проговорила служанка.

– Мне было показано три вещи... – старуха теперь смотрела прямо на хозяина. – Аглая была на скалах... Она еще не встретилась с Каменной, но ей осталось сделать всего несколько шагов... Я видела их почти вместе... Она уже в дороге...

Племянник и дядя скрестились взглядами, и Старик спросил:

– Фаруда, ты думаешь, если она увидит... Если она увидит... Каменную... Мы не сможем сделать так, как задумали?

– Она просто женщина, – на секунду презрительно дернув узкий шнурок губ, ответила служанка, и на секунду же ее глаза потухли. Но лишь на секунду. – Она запутается и может все испортить. Она либо уедет к мужу, и мы снова потеряем много времени, возвращая ее сюда, либо... Это еще хуже – из блуда войдет к Вульфу: где страх, там и блуд. А Каменная этого не простит. Ее она не заберет – я знаю наверняка. Но нам – не простит.

– Скажи точнее, чего ты опасаешься? – желтый воск усталости лег на лицо Старика.

Фаруда выпрямилась.

– Я не опасаюсь, я знаю, что женщины отдаются без любви... Она такая же... Повторяю: если она войдет к Вульфу без любви, появившийся талисман утратит связь с пропавшим. Все рухнет. И ты, – она показала на Вульфа пальцем, – пойдешь вслед за всеми. Не сомневайся: за тобой уже послано.