Талисманы Шаннары

Вдыхая свежий воздух, Уолкер задумался, безотчетно сосредоточившись взглядом на том, что перед ним происходило. Теперь мимо него скакала Война, выставив острые клинки и пики, сверкая доспехами и чернея глазницами шлема.

Уолкер не обратил на порождение Тьмы никакого внимания. В тишине и спокойствии внутреннего мира он снова и снова воспроизводил в воображении то, что должно произойти. Ход за ходом проигрывал он партию, составленную им, пока он отлеживался в крепости, перебирал в уме все действия, которые ему предстоит совершить, просчитывал ответные вражеские маневры. На сей раз ничто не должно быть оставлено на волю случая. Он либо победит, либо…

Губы его тронула еле заметная улыбка.

Либо нет.

Вернувшись чувствами и мыслями на землю, он снова взглянул на небо. Полдень миновал. Но мир еще не набрал предельной яркости, а зной не разгорелся в полную силу, так что придется подождать. Свет и жара послужат ему лучше, чем порождениям Тьмы, — он сознательно выбрал полдень. Сначала он намеревался сбежать под прикрытием тьмы. Но тьма была союзницей его противников, ибо эти существа, рожденные ею, черпали из нее силу.

Уолкер же, обладавший магией друидов, обретал силу в сиянии солнечного света.

В сущности, это будет противоборство сил, которое определит, кому жить, а кому умирать.

Все силы, какие есть на земле, в этот раз сойдутся один на один.

Бо вспомнил последнюю беседу с Коглином.

На ступенях, ведущих через башенные ворота во внутренний двор, где он задержался, что-то зашевелилось, и появился Коглин. Исхудавшее его тело выскользнуло из тени винтовой лестницы, сопровождаемое легким шелестом одеяния и хриплым затрудненным дыханием. Он быстро взглянул на Уолкера, морщинистое лицо высунулось из-под низко надвинутого ветхого капюшона и спряталось. Старик приблизился и остановился, повернувшись к ведущей наружу двери.

— Ты готов? — спросил он.

Уолкер кивнул. Они уже обсудили все или, по крайней мере, все, что склонен был обсуждать Уолкер. Больше говорить было не о чем.

Тонкие, казавшиеся почти прозрачными руки старца покоились на каменных выступах, поддерживающих и защищающих окованную железом дверь.

— Позволь мне пойти с тобой, — тихо попросил он.

Бо покачал головой:

— Мы уже отказались от этой мысли.

— Перемени решение, Уолкер. Позволь мне пойти. Я тебе пригожусь.

«Как убежденно он говорит», — подумал Уолкер.

— Нет. Вы с Шепоточком останетесь здесь.

Стойте у двери и впустите меня, если счастье мне изменит.

Коглин сжал губы:

— Если оно тебе изменит, мне некого будет впускать в башню.

Верно, подумал Уолкер. Но это ничего не меняет. Он не позволит старику и болотному коту идти с ним. Он не хочет отвечать за их жизни.

У него много забот и со своей собственной.

— Думаешь, я не смогу позаботиться о себе? — произнес старик, словно читая его мысли. — Ты забываешь, что я заботился о себе задолго до того, как ты здесь появился, — раньше, чем появились друиды. И было время, когда Я присматривал за тобой.

Уолкер кивнул:

— Я знаю.

Старик взволнованно размахивал руками, — Может статься, мне предназначено еще раз присмотреть за тобой. Может статься, я еще тебе понадоблюсь. — Он снова поднял скрытое капюшоном лицо и взглянул на Уолкера. — Я уже стар, Бо. Я давно живу на свете — целую вечность! Во всяком случае, не так уж важно, что случится со мной.

— Это важно для меня.

 — А вот и напрасно, совершенно напрасно! — Коглин не на шутку разволновался. — Что такое вообще моя жизнь? Что с того, что ты привязан ко мне? И потом, я втянул тебя во всю эту историю. Я убедил тебя отправиться к Хейдисхорну, а потом прочесть летопись друидов. Неужто ты забыл?

Уолкер покачал головой:

— Нет, я ничего не забыл. Но сделал решающий выбор я, а не ты. Мы ведь уже говорили и об этом. Ты был таким же рядовым друидом, как я. Однако все решилось три столетия назад, когда Алланон возложил свои упования на Брин Омсворд. Ты не повинен в этом.

Лицо Коглина сделалось пасмурным:

— Я повинен во всем, что случилось в моей жизни и в твоей, Уолкер Бо. Сперва я выбрал для себя путь друидов, затем отверг его. Решил изучить древние науки и заново открыть хотя бы малую часть утраченных знаний. Сделался существом, принадлежащим обоим мирам — мирам людей и друидов, из обоих я черпал то, что мне было необходимо, добывал то, чего мне страстно желалось, — я крал и там, и здесь.

Я связующее звено между прошлым и настоящим, между новым и старым, поэтому-то Алланон и решил использовать меня. Разве не я способствовал твоему перерождению, Уолкер? Далеко ли бы ты ушел, если бы я не подгонял тебя в пути? Или ты думаешь, что я делал это несознательно? А может быть, ты считаешь, будто Алланон ничего не замечал? Нет, вина лежит и на мне. Ты не можешь взвалить ее целиком на свои плечи.

Убежденность, звучавшая в голосе Коглина, настойчивость и продуманность его речей не могли не произвести впечатление на Уолкера.

— Я и не освобождаю тебя, старик, от чувства вины, — отозвался он. — Но виноват и я сам.