Talk to me (Поговори со мной) (СИ)

Че-то хотел много-много написать, а не получается… Ты, короче, это… ответь мне поскорее…

Люблю тебя, сестренка.

Егор».

Я улыбаюсь и плачу. Совсем как ребенок… Егорка… Мы не виделись только неделю, я специально навестила его в Школе перед отъездом, а кажется, что прошла уже вечность. Реакция у него хорошая! Посмотрите-ка на этого маленького прохвоста! Мальчишка… Беру ежедневник и достаю оттуда фотографию. Обычную, не волшебную. Егорке там только восемь. Мы здесь похожи на семью: сжимаем друг друга в кольцо рук: Ванечка – меня, я – Егорку, и все так счастливы, потому что не знаем, что через каких-то две недели случится самое страшное… Нет, не самое. Хуже будет через два года…

Слезы радости сменяются потоком отчаяния, комок тошноты подкатывает к горлу. Хватит! Ошибка лишь та, что нельзя исправить. А я теперь могу. Верю, что могу. Наставник верит…

После завтрака я перечитываю свитки, исписанные за вчерашнюю ночь, и местами не могу понять, каким галлюциногенным зельем обпилась, чтобы выдать такой бред. Постепенно у меня складывается образ Драко. Не тот, сухой, бумажный, составленный по документам, а совершенно другой, несчастный, закрытый, ранимый и озлобленный ребенок, который до сих пор пытается доказать, что он имеет хоть какой-то вес в этом мире. Драко, Драко… Откуда ж у тебя эти комплексы?

Сокол призывно кричит, сидя на подоконнике, подавая мне знак, что готов отправиться в обратный путь. Я кидаю ему полевку, и птица, с удовольствием заглатывая угощение, соглашается потерпеть еще немного. Пока мышиный хвост исчезает в клюве, размашистым почерком я строчу письма: официальное, заполненное фактами и моими наблюдениями – Наставнику, и второе, теплое и заботливое – Егорке.

«Привет, братик!

Рада, что у тебя все хорошо. Летом, конечно, приезжай. Я бы хоть сейчас тебя к себе забрала, очень скучаю… Но знаешь, чтобы приехать, тебе придется подтянуть английский. Так что давай, занимайся там, а то, я чувствую, ты только и делаешь, что на метле по полю гоняешь. Кстати. Будь осторожен, пожалуйста. Реакция у тебя хорошая, не сомневаюсь, но все же… незачем демонстрировать свои «особые» способности, ничем хорошим это не кончится. Не будешь слушаться, не разрешу приехать, а Наставник приглядит, как ты мои указания выполняешь.

У меня все замечательно! Город пока не успела осмотреть, ты прав, здесь очень много дел. Но ты же знаешь: если мне сейчас удастся защитить эту диссертацию, у меня точно будет работа. Вот приедешь, и мы вместе Лондон посмотрим, так что от тебя все зависит!

Люди здесь хорошие, добрые и никакие не холодные. Напротив, все очень милые и приветливые, воспитанные и образованные.

Я бы больше написала, но тут уже сокол рвется в небо…

Не забывай надевать шарф, а то простынешь. И лекарство не забывай пить. Если почувствуешь какие-то изменения, боль или еще что, сразу же иди к Наставнику, не стесняйся. Понял меня? Не хочу умирать тут от беспокойства. Знаю, знаю, что ты скажешь: «Не хочешь умирать, так нечего было уезжать». Но так надо. Потерпи», «мой маленький», – на автомате дописываю я, и тут же перед глазами всплывает недовольное лицо Егорки с покрасневшими от негодования щеками и дикими темными глазами. Зачеркиваю, но так и не могу найти, как обратиться к своему мальчику, поэтому решаю просто закончить письмо:

«Люблю, солнышко,

Ева».

Сапсан дает привязать к своей лапке оба письма, но он явно недоволен весом. Кидаю ему еще одну полевку, и это вмиг решает проблему.

Солнце начинает медленно клониться к горизонту, когда сокол взмывает в небо, затянутое белесой дымкой облаков. Почти пять… Ну, что у нас? Время чая? Надев свой самый аккуратный и скромный наряд – то бишь рубашку, застегнутую почти под горло, и непримечательные брюки, – я еще раз на всякий случай ныряю в Омут памяти. Малфой-Мэнор в воспоминаниях Гарри – вещь яркая и устрашающая, зато мне удастся надежно попасть именно туда. Поправив шарфик на шее и для уверенности распустив по плечам волосы, я трансгрессирую, мысленно сосредоточившись на огромном особняке.

Дом словно не принадлежит этому миру. Он слишком громоздкий, темный, пугающий… Заостренные башенки, кажется, вот-вот порвут неприлично контрастирующее с ними лазурное небо. Пожалуй, особняк даже хуже, чем его помнит Гарри. Прямо дрожь пробирает…

Не успеваю я охватить взглядом всю картину, как властный высокомерный голос пренебрежительно обращается ко мне:

– Кто ты?

Повернувшись на звук, я обнаруживаю глаза босса, смотрящие на меня с сильно постаревшего лица. Длинные светлые волосы собраны в идеальный хвост, ни пылинки на темно-зеленой мантии с серебряными застежками-змейками, посверкивающими изумрудными глазами. Ничего не выдает в Люциусе Малфое поверженного и презираемого в магическом сообществе человека. Хотя кто посмеет презирать мага с такими состоянием и родословной!

– Тебе задали вопрос, – такой же ледяной, но уже женский, голос заставляет меня вынырнуть из своей головы.