Talk to me (Поговори со мной) (СИ)

– Какая глава? – спрашиваю я, вытянув-таки книгу и пролистывая ее.

– Пятая.

– Спасибо. Увидимся, – встаю и подхожу к двери.

– Ева. – Сегодня у всех привычка звать меня, когда я уже готова уйти. – Оно того стоит?

Я только киваю. Сначала неуверенно, а потом совершенно спокойно.

– Ева. – Я переступила порог, но все же оборачиваюсь. – Тебе просто адреналина не хватает, но ты подумай о тех, кто здесь. – Чуть помолчав, Настя добавляет фразу, которую я и так могу прочесть в ее глазах: – Переспи с ним. Переспи и сразу возвращайся.

«Ты бы так и сделала», – одними губами шепчу я и покидаю Школу, натянув Егоркину толстовку.

====== Глава 14. Лед и пламень ======

«Надменный, как юноша, лирик

Вошел, не стучася, в мой дом

И просто заметил, что в мире

Я должен грустить лишь о нем.

С капризной ужимкой захлопнул

Открытую книгу мою,

Туфлей лакированной топнул,

Едва проронив: «Не люблю».

...........................................

И стал я с тех пор сумасшедшим.

Не смею вернуться в свой дом

И все говорю о пришедшем

Бесстыжим его языком».

(Н.Гумилев – «Любовь»)

В минуты отчаянного одиночества после выпуска из Школы я могла часами бродить по городу, рассматривая затейливые узоры лепнины на карнизах бывших доходных домов или молча беседуя со смиренными атлантами, которых вместо небосвода заставили «держать» крышу Эрмитажа. Когда становилось совсем невмоготу, я приходила на залив. Ну, как приходила… На самом деле, трансгрессировала между старым холодильником для продажи Кока-Колы и заброшенной кафешкой и проделывала путь в последние метров сто пешком. Садилась на холодные камни, смотрела на воду и думала.

Залив начали засыпать еще при советской власти, и я всегда смеялась над высоченными домами на «куриных ножках» вдоль набережной речушки, Смоленки, закованной в гранитные кандалы. Боялись, что вода вернется, но не теперь…

Скоро начнут засыпать и мое любимое место, и лет через восемь-девять не будет этой набережной, не будет спуска к воде и моего холодного камня тоже не будет. Наверное, здесь построят новые дома, этажей в двадцать, и из верхних можно будет видеть Исаакиевский собор…

Бок «Васьки»* с моей любимой набережной выходит аккурат на запад, и не одна я люблю встречать здесь закаты: будь то отдельные лучики, пробивающиеся через завесу туч и золотящие одно единственное пятно посреди сереющей бездны холодных волн; или ярко-горящее розово-оранжевое зарево, неестественно слепящей полосой подолгу висящее на горизонте уже после того, как солнце скроется за ним.

Не помню, как снова оказываюсь здесь и упираюсь руками о гранитный камень. На самом деле, может, и не гранитный, леший его разберет. Мой знакомый геолог говорит, чтобы понять, что за камень перед тобой, нужно его лизнуть. Нет уж, увольте! Лизать бордюры набережной, «разукрашенные» голубями, которых перекормили туристы, мне не улыбается, будь это хоть бриллианты!

С последними набережная схожа разве что температурой: ледяная, так просто не сядешь. Оглядевшись на всякий случай на предмет случайных прохожих, привычным легким движением я освобождаю палочку из крепления на руке, и она удобно ложится в ладонь. Очистив и разогрев на камне круг диаметром в полметра, перекидываю ноги через край и, довольная, наконец устраиваюсь на уютные посиделки. Хорошо, что Егорка дал мне толстовку! Здесь как-то непривычно холодно, даже для Питера, даже для ночи у залива. Небо ясное, только несколько угрюмых тучек мерно плывут в сторону города, грозясь уже завтра атаковать его ливнем, а то и оным же, но со снегом. В поисках луны я оборачиваюсь назад. А вот и моя аристократично бледная подруга, открывающая свое «лицо» почти полностью. Через несколько часов она будет горделиво висеть над темными водами, серебря дорожку в никуда, а пока… мне остается лишь представлять это, закрыв глаза, прогоняя по легким относительно чистый и такой приятно холодный воздух.

Я вздрагиваю, когда на щеку опускается что-то мягкое и вместе с тем колкое, мокрое… Снег?! Огромные пушистые хлопья лениво ложатся на асфальт, где и упокаиваются на веки вечные в качестве луж. Кажется, до утра тучки так и не дотерпели. Конец апреля, так их растак!

И все равно я с удовольствием сижу на набережной, пока уши и щеки не становятся совсем красными, а из носа не начинает течь, потому что уж очень не хочется возвращаться ко всему тому…

Ну что? Мелкими трансгрессиями назад? Уж нет! Лучше каминной сетью, торопиться все равно некуда.

*Васька – народное название Василевского острова, одного из районов Санкт-Петербурга.