Она попыталась отвернуться, но его рука крепко держала ее за плечо.
— Мне кажется, это уж слишком, — наконец сказала она. — В конце концов мне ведь только двадцать. И в любом случае таблетки дают почти сто процентов гарантии.
И снова они лежали в молчании; она пыталась загнать в клетки вырвавшихся на волю зверей, пыталась представить себе, как шумит океан и какие они — пальмы.
Наконец Робин отпустил ее, и она отвернулась. Он дотронулся до ее спины.
— Талли, милая. Прости. Я не хотел сделать тебе больно.
— Ты тоже прости меня, Робин, — сказала она. — Я полюбила твое кольцо.
— Только не вздумай возвращать его мне, — сказал он. — Уж лучше выброси в озеро Шоуни, чем отдавать мне назад.
Они снова занялись любовью, и после Талли прошептала:
— Робин, если бы я могла остаться в Канзасе и выйти замуж, я бы вышла только за тебя. Тебе легче от этой мысли?
— Нет, — ответил он. — Ты родила бы со мной детей?
— Никогда, Робин, — прошептала она. — Никогда.
Прошло несколько долгих мгновений, и Робин сказал:
— Ты перестанешь с ним встречаться?
— Не знаю, — честно ответила она. — Но я попытаюсь, хорошо?
— Ты любишь его, Талли? — спросил он, и все существо Талли от внезапно нахлынувшей нежности пронзила такая боль… Он ни разу за все два года не спросил ее, любит ли она его самого, и вот все-таки набрался мужества, чтобы задать такой вопрос.
— Не знаю, — сказала Талли, желая только одного — чтобы это было правдой и чтобы не причинить ему боль. — Правда, не знаю.
«Ну спроси меня, — подумала она, — спроси меня, Робин! Наберись смелости. Спроси у меня, люблю ли я
Но он не спросил, и уже много позже, поняв, что не дождется вопроса, Талли сказала:
— Робин, а ты купил бы мне тот дом, если бы мы просто стали жить вместе?
— Ни за что, — прошептал он в ответ. — Если у меня нет возможности назвать тебя своей женой, я бы скорее предпочел жить с тобой в трейлере, и пусть в любой момент нас сметет торнадо или ты выбросишь меня за дверь.
5
— Джереми, я виделась с Робином, — объявила Талли, едва увидев Джереми. Он заехал за ней после работы, и сейчас они сидели в машине на стоянке при «Каса Дель Сол», дрожа от мороза.
Джереми молчал целых пять минут.
— Когда моя жена сказала мне, что уходит к другому, — произнес он наконец, — я ничего ей не сказал. И сейчас тоже не нахожу слов. Я знаю их так много, но почему я не могу выбрать самое нужное?
— Извини, Джереми.
— Наверное, раньше ты говорила «извини» кому-то еще, Талли.
Она отвернулась к окну.
— Я не могу ничего объяснить, — сказала она.
— А я просил?
— Я скучала по нему.
— Понимаю.
— Я жалею о
— Нет, — сказал он. — Это
— Я вышла из себя. Ты знаешь, как я себя чувствовала? Как будто я лежу на операционном столе, широко раскинув ноги, а ты тыкаешь в меня ланцетом и говоришь практикантам: «Не хотите ли взглянуть? Нет, вы только взгляните сюда».
— Позволь мне задать тебе вопрос, Талли, — тихо сказал Джереми. — Если бы я следил за тобой не в церкви, а где-нибудь еще, ты бы рассердилась так же сильно? Да и рассердилась ли ты бы вообще?
— Не знаю, Джереми, — сухо ответила Талли. — Кто может заранее знать, как поступит в том или ином случае? — И потом добавила! — Возможно, и нет.
Он хотел сказать что-то еще, но передумал и выговорил только:
— Извини.
Талли не смотрела на него.
— Я совсем сошел тогда с ума. Ты никогда не уступала мне. Как ты можешь винить меня за то, что я отвоевал хоть чуть-чуть знания о тебе? Я думал, ты ему купила цветы. :
— Ладно, — сказала она.
— Так что же теперь? Ты больше не хочешь со мною встречаться? — спросил он.
Она хрустнула пальцами, потом сказала:
— Я думала, может ты не захочешь больше встречаться со мной.
— Ты так думала? — колко спросил Джереми. — Знаешь, я слишком стар, чтобы играть в эти игры. Если не хочешь встречаться со мной, так и скажи. Скажи мне это прямо в лицо:
Она не могла смотреть на него.
— Ну, какое-то время, ладно? Мне нужно, чтобы никто не задавал мне сейчас никаких вопросов.
— Сейчас? — сказал Джереми. Ты хотела сказать — всегда. — Талли промолчала, поэтому он снова заговорил: — Хорошо, я не буду задавать тебе никаких вопросов.
— Нет, — сказала Талли. — Не задавать мне вопросов даже мысленно, Джереми. — Она подышала себе на руки. — Послушай, — сказала она. — У меня было несколько тяжелых лет. Тяжелых, понимаешь. Я стараюсь их забыть, но у меня плохо получается, когда ты начинаешь умолять, спрашивать, добиваться чего-то. Ты делаешь мне еще хуже. Поэтому я хочу некоторое время побыть одна, чтобы снова заковать себя в броню, а ты тем временем должен вернуться к тому состоянию, когда не ждал от меня слишком многого. Потому что я и в самом деле немного могу тебе дать. В чем в чем, а в этом я абсолютно уверена. У меня немногое есть, чтобы дать тебе, Джереми.
— У тебя есть очень многое, Талли Мейкер.