Талли сидела на краешке дивана, выпрямившись и положив руки на колени. Потом встала и включила телевизор. Включила на полную мощность и уставилась в него. Из-за телевизора Талли не слышала очень многих вещей. Она не слышала, как позвонили в дверь и как зазвонил телефон в передней, не слышала, как били часы, не слышала даже крика, бившегося у нее в голове. «Я не в шоке, — твердила она себе. — Я не в шоке. Я НЕ В ШОКЕ».
Через некоторое время, когда солнце перестало заглядывать в окна гостиной, Талли подумала: «Может, пойти домой? Я могла бы пойти домой. Здесь больше нечего делать».
Однако кое-что нужно было сделать. Сделать для… мистера Мандолини. Талли хотела хоть чуть-чуть облегчить его участь. Когда она подошла к лестнице, сердце начало отказывать. «Я не могу туда подняться! Я не могу туда подняться во второй раз!»
Но потом она подумала: «Я уже говорила это. Четыре часа назад. И самое худшее уже позади. Нет, — подумала она тут же, — худшее — не позади».
И потому Талли стала подниматься по лестнице. «Может, мне не следует ничего трогать, — думала она. — Может быть, полиции нужно, чтобы все осталось как есть? Может, это понадобится им как вещественное доказательство? Нет, тогда бы они сказали. И не будет никакого суда. Потому что нет обвиняемого. И нет истца».
Она медленно волокла себя по ступенькам. Наверху все двери были закрыты. За исключением ванной. Из ванной комнаты свет падал в коридор, и Талли подумала: все выглядит как обычно. Нормально. Дверь слегка приоткрыта. Тишина в ночном доме. Будто это ничей дом.
Талли стиснула кулаки и с трясущимися губами и руками оглядела ванную. Полиция или, может быть, врачи открыли- окно. Но свежий воздух не помогал.
Талли упала на колени и подползла ближе. Она стояла на коленях в луже засыхающей крови и плакала. Она лежала ничком на полу и, рыдая, терлась лицом и руками об это месиво — все, что осталось от ее Дженнифер.
— О Мандолини, Мандолини, — шептала она, — я даже не обняла тебя в последний раз, свинья ты. Я даже не по- гладила твою бедную голову. Она все время держала тебя, а потом они тебя забрали, и взгляни, что у меня от тебя осталось. Ты только посмотри, что у меня осталось от тебя, Мандолини…
Талли долго лежала, прижавшись лицом к полу, — она лежала так тихо, что, казалось, жизнь оставила ее.