— Талл, ты слишком глубоко вбила себе в голову, что обязана выбрать что-нибудь.
— Не особенно, сказала Талли, — медленно доедая мороженое.
— Ну тогда — давай уезжай. Уезжай в Калифорнию. Передай Джеку от меня привет.
Талли покачала головой.
— Я никуда не уеду, пока не кончится лето. И все-таки что-то нужно сделать прямо сейчас. Они оба несчастливы, Робин — из-за того, что не понимает, что происходит, а Джереми — наоборот. Но оба одинаково несчастны.
— А как ты? — спросила Шейки, перестав есть. — Ты… не несчастна?
— Я — несчастна? Нет, — выдохнула Талли. — Я счастлива, как свинья.
— Хорошо, счастливый поросенок, тогда сделай выбор, — сказала Шейки.
— Легко сказать, — сказала Талли, забирая у Шейки недоеденное мороженое. — Это ведь не так просто.
Шейки взяла свое мороженое обратно, но есть не стала, а только облизала ложку.
— А что тут сложного? — спросила она. — Ты ведь ничем не рискуешь, тебе же все равно.
Талли опять взяла мороженое Шейки.
— Нет, Шейк, ты — что-то особенное, — сказала она. — Нет, правда. — Талли заколебалась на мгновение. Одна и та же история — третий раз за неделю? Ей вдруг захотелось рассказать Шейки, она взглянула в ее милое сочувствующее лицо. Талли хотелось поговорить с ней, как с близким другом, чтобы Шейки стала ей близким другом, и Талли почти решилась рассказать. Но вдруг вспомнила, как рассказывала эту историю
«Мы лежали там в футболках и трусиках, и горячий воздух падал на меня с неба и сушил холодную кожу. А потом Джулия протянула руку и сказала:
— Да, Талл, неудивительно, что когда мама приглашает тебя остаться на обед, ты всегда соглашаешься.
— На обед? — переспросила Дженнифер. Этот «обед» начинается в двенадцать часов дня и заканчивается в полночь. Ведь Талли всегда остается на ночь. Она никогда не уходит домой».
Талли вспомнила этот разговор и не смогла рассказать Шейки. Ведь та не была ее старинной подругой.
Шейки смотрела, как Талли ест мороженое. Потом, откинув челку со лба, Шейки сказала:
— Ничего, Талли. Я знаю, что ты не любишь делиться со мной.
Талли посмотрела на пустую вазочку из-под мороженого. Может, заказать еще одно? Черт!
— И я знаю почему, — продолжала Шейки. — Ты словно бы думаешь: а какой в этом смысл?
— Да, — подтвердила Талли и перевела удивленный взгляд на Шейки. — Так и есть. Именно так я и чувствую. Какой в этом смысл, черт возьми?
— Можно тебя спросить, Талл? — начала Шейки, пытаясь привлечь к себе внимание официантки. — Это уже о другом. Твои чувства к маме не изменились? Теперь, когда она заболела?
— Нет, не очень, — нехотя ответила Талли.
— А можно еще спросить? — продолжала Шейки. — Ты уедешь в Калифорнию, даже если твоя мама останется в больнице? Разве за ней не нужно ухаживать?
Талли уставилась на Шейки.
— Что ты такое говоришь, Шейк? — удивилась она. — Ты на чьей стороне?
— На твоей, конечно, на твоей! — заверила ее Шейки. — Но все-таки как у тебя это получается? Уехать на побережье, оставив больную мать… Больную мать, друзей, колледж, не самую плохую работу, церковь, танцы и двух мужчин, которые любят тебя, — все оставить. Как ты так можешь?
— Что ты такое говоришь, Шейк?! — опять воскликнула Талли.
— Видимо, мне просто не хочется, чтобы ты уезжала, — призналась Шейки. — Я бы не уехала.
— Нет? — спросила Талли. — Почему?
— Здесь прошла вся моя жизнь, и хорошо прошла. Я стала бы скучать. А ты разве не станешь? Разве ты не скучала по своим школьным подругам, когда они разъехались?
Талли почувствовала, как немеют кончики пальцев, и быстро ответила:
— Конечно, скучала. И, наверное, буду скучать по тебе. Но у меня много дел — поступить в колледж, найти работу, новых друзей. Я буду путешествовать. Все будет хорошо, — сказала Талли. Чувствительность к подушечкам пальцев еще не вернулась.
— Неужели нет ничего такого, по чему ты могла бы по-настоящему скучать?
— Ну… — выдохнула Талли, — знаешь, чего мне будет не хватать больше всего? Супа с фрикадельками, который подают в «Каса». Потрясный суп!
Шейки сидела грустная.
— Интересно, как это у него получается — все время уезжать, — проговорила она. — Знаешь? Словно он от чего-то убегает. Говорит, что не любит снег. Но я не верю ему. Ну чем ему плоха Топика, правда?