Таллиннский переход

Вторая бомба рванула метрах в десяти от правого борта. С визгом застучали по палубам и надстройкам осколки, застонали изрешеченные борты, пароход резко повалило на левый борт. Уже не стоном, а каким-то общим всхлипом отозвалась стоящая на палубах толпа легкораненых и пассажиров. «Жданов» почти лёг на левый борт, и Елизарову показалось, что пароход уже не выпрямится. Он видел, как, сорвавшись с палубы, катятся за борт десятки людей: живые вперемежку с мертвыми и умирающими.

Судно еще лежало на левом борту, когда очередной пикировщик с предельно малой высоты сбросил третью бомбу. Бомба была нацелена точно и наверняка попала бы прямо в середину палубы, находясь корабль на ровном киле. Но «Жданов» продолжал мучительно долго лежать на левом борту, и взрыв бомбы пришелся метрах в семи от почти вертикально стоящей над водой палубой парохода. Взрывом в нескольких местах проломило палубу, захлестнуло водой дымовую трубу, снесло за борт уже разбитые в предыдущих налетах спасательные шлюпки левого борта. Но ударная волна сделала и доброе дело. Судно стало медленно выпрямляться, стало на ровный киль и повалилось на правый борт. Находившиеся на палубе люди, представляющие из себя уже одну бесформенную, мокрую, черную воющую массу, стали сползать на противоположный борт. Просто чудо было, что из них еще кто-то ухитрился уцелеть и удержаться на палубе. На мостике все были сбиты с ног. Неуправляемое судно вильнуло вправо, разворачиваясь поперек волны и тяжело раскачиваясь с борта на борт.

Вскочив на ноги, капитан-лейтенант Елизаров бросился к штурвалу. Кровь заливала ему глаза. Видимо, он обо что-то ударился головой, но в горячке этого не почувствовал. Рулевой и вахтенный штурманы лежали в углу ходовой рубки то ли мертвые, то ли оглушенные. По переговорной трубе Елизаров справился, как дела в машине. Ему спокойно ответили, что все в порядке. Корпус держит, подводных пробоин нет. То, что «Жданов» какое-то время никем не управлялся, дрейфуя по воле ветра и волн, видимо, сбило немецких пилотов с толку. Три бомбы одна за другой упали далеко по носу с правого борта. С удовлетворением глядя, как оседают столбы воды от разрывов авиабомб, и ощущая, как послушно судно реагирует на все движения руля, Елизаров впервые с момента налета попытался представить себе, что творилось несколько минут назад в операционных, перевязочных, в палатах и коридорах, набитых тяжелоранеными...

Хирург Богаченко не помнил, сколько он пролежал без сознания. Очнулся он от острой боли в затылке. Перед глазами плыли какие-то красные и синие пятна. Чей-то голос, очень далекий, как ему показалось, спрашивал, как он себя чувствует и может ли встать. Память, медленно пробиваясь через раскалывающуюся от боли голову, восстанавливала картину того, что произошло.

С момента выхода из Таллинна Богаченко не отходил от операционного стола. Раненые шли конвейером. Единственной анестезией была водка. Сестры давали стакан водки раненым минут за десять до операции. Затем два санитара-матроса клали раненого на операционный стол, один наваливался ему на ноги, второй прижимал к столу голову и руки. Два других матроса поддерживали Богаченко, и он приступал к операции. Раненые заходились криком от боли. Это было хорошо: крик — лучшая гарантия от шока. Богаченко не реагировал на крики. Кричали оперируемые, кричали и стонали те, кому уже была сделана операция. Они лежали на тонких, пропитанных кровью, гноем и мочой матрицах, а некоторые и прямо на палубе — живые, еще живые и уже умершие.

Осколки и пулеметные трассы, пробив без труда тонкие переборки, искромсали почти всех находящихся в операционной. Богаченко уцелел чудом, двое его ассистентов были убиты. Вспыхнул пожар. В густом дыму Богаченко выскочил из помещения. Плотный дым стоял в поперечном коридоре. Казалось, что весь теплоход охвачен огнем. В дыму метались матросы пожарного дивизиона. Мощные струи воды сокрушили остатки операционной, обмыв трупы только что прооперированных Богаченко. Теплоход дрожал, грузно раскачиваясь. В дыму слышался голос начальника госпитального судна Лещева, отдающего распоряжения медперсоналу. Судя по его командам, и вторая операционная была также разрушена. Разбиты были перевязочные и пункты первой помощи.

Богаченко выскочил на верхнюю палубу. Жадно глотнул сырой воздух, успев заметить, что почти все корабли конвоя сгрудились у какого-то тонущего корабля. Подбежавшая медсестра, радостно выразив свое удивление по поводу того, что Богаченко остался жив, сказала, что его ищет Лещев.