Талорис

И было так, что многие отвернулись от Шестерых. Кто из страха, кто из-за старых обид. Кто-то стремился к справедливости, которую нес Вэйрэн, уже пораженный гнилью той стороны, получивший доспехи от демонов. Кто-то хотел вернуть свет, бывший в прошлой эпохе. А кто-то желал лишь хаоса, да смерти, как жаждут этого слишком многие. И они получили и то и другое на бледных равнинах Даула. Там произошла самая великая и страшная битва в истории мира. Когда же все кончилось, Вэйрэн пал, шаутты, что его поработили, были изгнаны обратно на ту сторону, асторэ разгромлены, а Шестеро, ослабленные и почти уничтоженные — вынуждены уйти, оставив мир на своих учеников, великих волшебников, которые помогли создать наше Единое королевство. Но по сей день еще остались асторэ, что несут зло, те, кто помнят о былом поражении и на кого охотятся таувины. А также люди, что до сих пор поклоняются Вэйрэну: асторэ, отступнику, едва не забравшему у нас свет и не отдавшему наш мир демонам.

Из лекции господина Шакозе, ректора, основателя Каренского университета. Эпоха Света

Эрек да Монтаг, наследник Горного герцогства, будущий правитель, асторэ, избранный, тот, с кем говорит Вэйрэн, сражался с шауттом.

Темный силуэт, мечущийся по осеннему саду, нападал со всей возможной злобой. Быстрый, коварный и бесконечно опасный.

Эрек действовал на пределе своих сил, уклоняясь от черного клинка в самый последний момент, изгибаясь так, что чувствовал, как от напряжения трещат едва не рвущиеся мышцы. Мирко учил его фехтовать, учил выживать, но все, что знал Эрек, в этом бою оказалось практически бесполезно.

Обычная сталь не могла справиться с шауттом, не была способна остановить черный клинок. Он пытался противостоять врагу, как учила Рукавичка, своей верой, той магией, что спала в крови, желал пробудить ее, но ничего не выходило, шаутт уже успел отогнать его прочь от засохшей липы, скрипевшей на сильном ветру, и Эрек отступал по покрытой инеем желтой листве, понимая, что дело плохо.

— Я с тобой. Верь в меня.

Он знал этот голос. Слышал многократно, видел, как Рукавичка улыбается в такие моменты, и эта улыбка дарила сил куда больше, чем любое чудо. И он верил. В нее. И в того, кто говорил ее устами.

В Вэйрэна.

Шаутт, тень от деревьев, ожившая, бросившаяся словно гиена, материализовался справа, выбросил длинный жгут, которым попытался оплести ноги. Эрек перепрыгнул его, тьма скользнула по траве и кустам, превращая их в мелкие песчинки. Перед ним, совсем рядом, оказалась зубастая пасть, и наследник ударил в нее кулаком, успев заметить, что его рука похожа не на человеческую, а на медвежью лапу, когтистую и страшную.

Когти Эрека зацепили тень, раздался слабый, истошный крик раненого демона. Он отшатнулся прочь, двигаясь как змея, стекая, меняя форму, разбрызгивая дымящуюся кровь, похожую на ртуть. Одновременно с криком ахнули десятки людей, и в этом звуке было и недоверие, и ужас, и радость.

И у Эрека точно пелена с глаз упала. Он находился не в маленьком замковом саду, а в храме Вэйрэна, бывшем храме Шестерых, в стены вжимались люди, которые наблюдали за боем. Мельком он увидел женскую фигуру, она стояла прямо, опираясь на посох, и улыбка играла на ее губах.

Улыбка гордости. За него. За то, что он принял Вэйрэна и в нем начала просыпаться сила асторэ.

Эрек не знал, что он делает и делает ли это сам. Но теперь «бой» с шауттом, который не видел никого, кроме него, проходил на равных. Демон шипел, брызгал кровью, отступал, то и дело менял форму. Дрожащая тень среди синего света от горящего в чашах пламени, то пес, то человек, то паук, то бесформенное нечто, желающее пронзить, порвать и убить противника, внезапно оказавшегося опасным.