Талорис

Они оказались среди серого дневного света, бледного, холодного, безрадостного, с трудом сочащегося сквозь облака, которые лежали и над, и под ними… Ветер здесь выл как безумный, пробирая даже через свитер и стеганный гамбезон. Дэйт, который, как и любой человек со времен Катаклизма, не бывал в полете, мгновенно потерял всякое представление о том, где верх, а где низ, и у него возникло совершенно не свойственное ему паническое чувство, что они летят опрокинувшись и он вот-вот упадет.

Лев мощными взмахами крыльев бросил их вперед, облако поглотило все вокруг, сделав мир еще серее и холоднее, а затем Дэйт оказался в сердце дождя, промокнув насквозь всего лишь за несколько секунд.

Сразу стало еще холоднее, и он понял, что слышит стук собственных зубов. Под ними замерцало, показалось серое сморщенное одеяло, тут же скрывшееся в облаке, но через миг они снизились, под все тем же проливным дождем, жгучим, заливающим глаза, вот-вот грозящимся превратиться в снег, застыть ледяными крупинками в волосах и одежде.

Ветер теперь бил в спину, подставлял плечо под крылья льва, гоня его вперед, и Дэйт понял, что за сморщенное серое одеяло внизу.

Море.

Буйствует. Ревет. Рокочет. Корчится от страшного шторма, пытается дотянуться до чужаков, множа волны, превращая их в валы. Ему потребовалось мгновение, чтобы сопоставить размеры и осознать, насколько чудовищно, должно быть, находиться внизу и насколько смертельно — в воде. Никакой корабль не выдержит подобного шторма.

Это была сама смерть. Стихия, выжить в которой можно лишь на глубине и только рыбам.

У Дэйта промелькнула мысль, что он не понимает, где они «выпрыгнули» из мрака. Откуда в Горном герцогстве море? Да еще такое свирепое? Оно совсем не похоже на Жемчужное и уж точно не Лазоревое, да и далеко побережье от места, где они с Мильвио встретили льва.

Он склонился вперед, едва ли не коснувшись спины треттинца лбом, не желая больше смотреть по сторонам и думая, что, возможно, они еще где-то в глубине Червя и все происходящее ему лишь чудится из-за голода и недостатка воды.

Промелькнула пепельная полоска прибрежного песка, каменная гряда, бурная река, прыгающая от порога к порогу, сжатая скалистыми берегами, поросшими низкими кривыми елками. Д’эр вин’ем лег на левое крыло, делая быстрый разворот, заметив широкую проплешину в лесу, рыже-коричневую, закутанную в перину свинцового тумана, окруженную высокими кустами лещины.

Он приземлился возле разбросанных круглых замшелых камней, похожих на чьи-то огромные головы, точнее, на их макушки, торчащие из пожухлой травы, и Дэйт буквально сполз с него, скатившись по боку и упав рядом с лапами.

Он совершенно обессилел от долгого блуждания во мраке, от скудного рациона, перелета и холода. Мильвио, оказавшись рядом, рванул его за плечо, пытаясь поставить на ноги.

— Надо двигаться, иначе вы насмерть замерзнете, сиор. Следует укрыться от дождя, разжечь огонь и высушить одежду.

Дэйт увидел, что его спутник тоже дрожит. Треттинец что-то сказал льву на непонятном языке, тот громыхнул в ответ, ушел в небо, накрыв их волной студеного воздуха с водяной взвесью, в которую превратились раздробленные дождевые капли.

Возле камней, каждый в пять человеческих ростов, росли редкие хлипкие осины, уже почти растерявшие свою листву. Мильвио согнул два молодых деревца, наклонив их как можно ближе к камню, и Дэйт, отстегнув пояс, схватил верхушки, сказав:

— Надо еще, чтобы получилось надежно.

Мильвио срубил два дерева по соседству, принес, кинжалом заточил концы, воткнул в землю, помог спутнику сделать каркас из четырех стволов, наклоненных к камню, точно шатер. Ветки были слишком жидкими, чтобы через них не текла влага, и южанин ушел на самый край поляны, к реке, вернувшись довольно быстро с еловыми лапами на плечах.

Дэйт все это время пытался зажечь огонь, стоя на коленях и ругаясь на влагу и свои застывшие от холода пальцы. Благодарно кивнул, когда Мильвио бросил ему еловую ветку.

Остальные треттинец уложил на каркас с нахлестом друг на друга и опять ушел к реке. Когда он появился снова, у воина уже горел маленький огонек, который тот защищал от дождевых капель ладонями. Ветки, щепки, хвоя были сырыми, а оттого горели неохотно, даруя в основном едкий дым, а не пламя. Вооруженный кинжалом Мильвио, сделав навес, не собирался останавливаться и отправился за лещиной, несмотря на холод, дождь и наступающие глубокие сумерки. Из целой охапки веток он стал формировать стену их убежища, втыкая прутья, переплетая друг с другом и прокладывая между ними еловые лапы.

— Это плохо защитит от холода, — сказал ему Дэйт, костер которого стал больше и наконец-то начал давать тепло хотя бы для того, чтобы над ним можно было отогреть пальцы.

— Лучше, чем ничего, сиор.