Талтос

Желание было таким болезненным, что Эшу потребовалось большое усилие, чтобы его подавить. А потом он снова увидел цыгана. Увидел его длинную темную руку, лежащую на подушке. От цыгана пахло лесом и долиной. «Юрий», – в своей фантазии прошептал Эш, перевернул молодого человека на спину и наклонился, чтобы поцеловать его в губы.

И это тоже обожгло его. Эш резко выпрямился, наклонился вперед, поставил локти на колени и оперся головой о ладони.

– Музыка, Эш, – тихо произнес он, а потом, снова откинувшись на спинку сиденья, прислонился головой к окну, широко раскрыл глаза, и, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь это ужасное темное стекло, негромко запел высоким фальцетом песню, которую не мог понять никто, кроме Сэмюэля, и даже Сэмюэль едва ли понимал до конца.

Было уже два часа ночи, когда Эш велел шоферу остановиться. Он не мог ехать дальше. За темным стеклом скрывался весь тот мир, ради которого он сюда явился. Он больше не мог ждать.

– Мы уже почти добрались, сэр.

– Знаю. Ты увидишь тот город в нескольких милях впереди. Езжай прямо туда. Устраивайтесь все в гостинице и ждите меня. А сейчас позвони охранникам, в ту машину. Скажи, чтобы ехали за тобой. Я должен остаться здесь один.

Он не стал ждать неизбежных возражений.

Прежде чем водитель успел выскочить и предложить свою помощь, Эш вышел из машины, хлопнув дверцей, и, едва махнув на прощание рукой, быстро шагнул к обочине дороги и дальше, в густой холодный лес.

Ветер дул уже не так сильно. Луна, пойманная в ловушку облаков, бросала на землю слабый переменчивый свет. Эш ощутил, как его окутало запахами шотландских сосен, темной холодной почвы под ногами, храбрых острых лезвий первой весенней травы, сминавшейся под его ботинками, едва ощутимыми ароматами ранних цветов.

Кора деревьев была приятной на ощупь.

Эш долго шел в темноте, все вперед и вперед, иногда спотыкаясь, иногда хватаясь за толстый ствол какого-нибудь дерева, чтобы не упасть. Он не останавливался, чтобы перевести дыхание. Он знал этот склон. Знал звезды над головой, пусть даже облака пытались их скрыть.

А звездное небо и в самом деле пробуждало в нем странное, болезненное чувство. Когда Эш наконец остановился, он был уже на высоком гребне горы. Его длинные ноги немного болели, как, наверное, и полагается ногам. Но, очутившись в этом священном месте – в месте, которое значило для него больше, чем любой другой клочок земли в мире, Эш припомнил те времена, когда его ноги не болели, когда он мог быстро взбежать сюда размашистым шагом.

Не важно. Что значит какая-то слабая боль? Она давала ему понимание чужой боли. А человеческие существа страдают от ужасной боли. Лучше думать о цыгане, что спит в теплой постели и видит во сне свою ведьмочку. А боль – это просто боль, будь она хоть физической, хоть душевной. И никто из мудрейших мужчин, или женщин, или даже Талтосов никогда не мог сказать, какая из них хуже: боль сердца или боль плоти.

Эш повернулся и стал взбираться еще выше, уверенно карабкаясь по склону даже там, где он казался невероятно крутым, частенько хватаясь за ветки кустов и надежные камни, чтобы одолеть подъем.

Снова поднялся ветер, но не слишком сильный. Руки и ноги Эша замерзли, но это был не такой холод, какой нельзя было бы вынести. Холод всегда освежал его.

И стоило поблагодарить Реммика за теплое пальто с меховым воротником. Поблагодарить себя за то, что надел шерстяную одежду. И поблагодарить небеса, возможно, за то, что боль в ногах не становилась сильнее, а лишь чуть больше раздражала.

Земля ползла под ногами. Эш мог бы здесь и упасть, но деревья были как высокие перила, они помогали ему удержаться, позволяли быстро идти все дальше и дальше.

Наконец Эш нашел ту тропу, которая, как он знал, должна была быть здесь, извиваясь между двумя мягко возвышавшимися склонами, где стояли старые, никем не потревоженные деревья, покой которых веками не нарушали пришельцы.

Тропа спускалась в небольшую долину, усыпанную острыми камнями, причинявшими боль ступням Эша и заставившими его не раз и не два потерять равновесие. Потом он снова направился вверх, думая о том, что этот подъем мог бы показаться непреодолимым, если бы не тот факт, что он уже преодолевал его прежде и знал, что воля победит чувства.

И вот Эш вышел на маленькую поляну, неотрывно глядя на далекую, нависавшую над ним вершину. Деревья здесь стояли так густо, что тропу теперь было не так-то легко найти, да и была это уже не тропа, а едва заметная дорожка. Эш шел все дальше, топча на ходу мелкие кусты. И когда он наконец повернул направо, далеко внизу, за огромной глубокой расселиной, показались воды горного озера, сиявшие бледным светом под луной, а еще дальше – высокие развалины какого-то собора.