Юлия родилась три дня назад. Во время сложных родов она вдохнула жидкость (она называется мекониевой), в которой находилась в период внутриутробной жизни. К несчастью, эта жидкость токсична для клеток, которые выстилают альвеолы легких, и разрушила большое их количество. Начался сложный процесс обновления и восстановления этих клеток. При реакциях такого типа вода скапливается в поврежденных тканях, создавая отек, который тоже мешает газообмену между воздухом и кровью. Насыщение крови кислородом естественным путем становится все более ненадежным, и сейчас необходима дополнительная помощь, чтобы поддерживать жизнь Юлии до тех пор, пока ее легкие не восстановятся.
Ее противостояние с судьбой требует от нас меньшего вмешательства, чем обычно, так как в этом процессе регенерации легких мы скорее зрители, чем действующие лица. Здесь нет ничего, что наш скальпель мог бы исправить или ускорить. Как только наш аппарат заработал и была дана отсрочка, все карты перешли к Природе, которая должна самостоятельно обеспечить восстановление легких. Но наша статистика безжалостна: четверть детей с такой респираторной помощью все-таки в результате не выживают.
Случай Юлии, хотя он и экстремален — ее жизнь под серьезной угрозой — не создаст нам много этических проблем, потому что у нас почти нет поля для маневра, а наши решения однозначны: мы дадим ее легким разумное время для восстановления. После этого срока, если станет ясно, что легкие непоправимо разрушены[22]
, тогда… тогда мы прекратим искусственную поддержку, и так закончится ее жизнь.О, эти этические проблемы! Такие частые в нашей работе, нередко сложные, порой — неразрешимые. Вот недавно был случай. Восемь человек — врачей и медсестер — собрались, чтобы обсудить судьбу «Бэби-боя»[23]
. У него еще не было имени. Едва он появился на свет, мы сделали артериальную перфузию, чтобы поддерживать артериальный проток открытым и выиграть время для более точного диагноза и плана лечения. Уточнение! Да, речь шла именно об этом, поскольку проблема не ограничивалась сердцем. Бэби-бой появился на свет с другими тяжелыми врожденными пороками, касающимися, в частности, мозга. И именно они — страшное сочетание серьезной умственной отсталости, глухота и слепота, серьезные нарушения опорно-двигательного аппарата — удерживали нас от борьбы за его жизнь. Группа единогласно решила воздержаться от лечения. Затем нам предстояло сообщить об этом решении родителям и, если с их стороны не будет возражений, поддерживающая перфузия не будет продолжаться, позволив жизненно важному артериальному протоку закрыться.Мы стали проводить такие совещания по вопросам этики, потому что считали, что в случаях, когда речь идет о жизни чисто биологической, с едва наметившейся эмоциональной составляющей, именно мы должны предложить радикальное решение родителям, часто растерявшимся, чтобы снять с них эту слишком тяжелую ответственность. Их несогласие скорректировало бы наше отношение, при необходимости мы действовали бы так же профессионально, как и для любого другого ребенка. Но подобного ни разу не произошло. Наоборот, мы часто видели облегчение от того, что не они сами приняли столь серьезное и бесповоротное решение.