Если ему доводилось более или менее часто бывать в каком-нибудь месте, он привычно намечал для себя возможные пути отступления. Но сейчас сувенирная лавка пригодилась не для ухода от жандармов — всего лишь для того, чтобы сбежать из-под отеческой опеки папаши Ламиля, подальше от насмешливых и всевидящих глаз хитрюги Амелии и недовольных взглядов Софи.
Тьен открыл спрятавшуюся за ширмой дверку и за руку вывел ничего не понимающую девушку в узкий темный проулок. А там напористо и резко, не размениваясь на ненужные слова, прижал к шершавой кирпичной стене и поймал губами запоздалый испуганный возглас. Минутное противостояние, и она сдалась: изогнулась в его объятьях, подавшись вперед всем телом, руки, поначалу отталкивавшие его, теплым шарфом обвили шею, а губы сами тянулись навстречу, требуя поцелуев, еще и еще. Но главное, ее свет стал ярче и сильнее, словно костер, в который подбросили углей.
— Нужно возвращаться. — Не она, он сам об этом вспомнил, когда пальцы нащупали и расстегнули уже третью по счету пуговицу на ее шубке. Хватит. А то неизвестно, до чего доэкспериментироваться можно, и плевать, что вокруг зима, мороз, холодные стены и обледенелый булыжник…
— Да, конечно. — Анна смущенно отвернулась, привела в порядок одежду. Сияние вокруг нее постепенно делалось вновь робким и ровным.
В лавке Тьен купил ей браслетик из бирюзы и решил, что в ближайшие дни на каток ему лучше не ходить.
А дома Софи устроила ему настоящий скандал. Не сразу: сперва ужином накормила (тарелку перед ним с такой силой на стол швырнула, что странно, как та не разбилась), малого спать уложила, а потом уже началось. Ворвалась без стука к нему в комнату, налетела. Все про него с Анной припомнила, с первого дня, когда Тьен с ними на площадь пошел, и до сегодня. Не кричала, так то лишь потому, что боялась брата разбудить, а так — чистая ведьма, могла бы, взглядом в труху развеяла бы.
— Ревнуешь, что ли? — усмехнулся вор.
Манон бывало устраивала Лансу подобные разносы. Так у той и повод был, и право — третий год, никак, с этим обалдуем белобрысым живет-мается. А мелкой какое дело?
— Я? Тебя? — еще больше распалилась в ответ на шуточное предположение девчонка. — Другой ерунды не придумал? Совсем не понимаешь, да?
— Не понимаю, — рассеянно признался Тьен, тем временем глядя вприщур на рассвирепевшую хозяйку. Ее свет больше не был теплым и манящим, скорее, так светится изнутри налившаяся грозой туча, готовая вот-вот разразиться молниями. А еще…
— А ты подумай! — сердито топнула ногой Софи. Сверкнула первая молния. — Подумай. Кто тебя на каток привел? Кто тебя с ней познакомил? Чей ты кузен? Глаза б мои тебя не видели, родственничек! Кого в итоге виноватой назначат, если что-то случится? В общем, делай, что хочешь и с кем хочешь, но не с моими подругами! Их у меня не так много, чтобы из-за всяких там… чтобы из-за всяких там с ними ссориться!
— Объяснила, ничего не скажешь, — пробормотал парень, пытаясь сконцентрироваться на странности, привлекшей его внимание. Свечение вокруг девочки было не цельным. Ночью он не заметил, да и потом тоже, но то тут, то там видны были темные прорехи, как будто кто-то загребущей лапой вырывал у Софи ее свет. Болезни, тревоги, потеря близких — все это не могло не отразиться на ней…
Но откуда ему знать, что эти пятна — следствие пережитых невзгод, как и то, что внутреннее свечение, которое он вдруг стал различать, — не обман зрения или, и того хуже, не помешательство?
— Куда ты смотришь? — насторожилась Софи.
— Никуда, — выдавил он сипло. Но глаз не отвел.
«Дыры» в окружавшем ее ореоле были не новыми, они уменьшались, снова наполнялись светом. Все, кроме одной: темный луч, прошивший сияющую оболочку и вонзившийся в тело чуть ниже ключицы. А если взглянуть на девочку со спины, наверняка найдется такая же свежая отметина…
Лоб покрыла испарина. Рука непроизвольно потянулась к груди, нырнула за воротник и нащупала едва различимый на гладкой коже бугорок.
— Что случилось? — забеспокоилась Софи. — Тебе нехорошо?
— Да… Что-то стало…
— Воды?
— Нет, не нужно. Просто иди. И я… Я понял насчет Анны. Не волнуйся.
Чтобы унять озноб, он вынул из шкафа купленную впрок бутылку бренди и отхлебнул за раз добрую четверть. Не помогло.
Укутался в одеяло и сел на полу у очага. Стало еще хуже: вспомнил, как проснулся на этом же месте в первое утро. Софи притащила его от реки, а потом слегла на несколько дней…
— Бесовщина какая-то, — прошептал он, дробно отстукивая зубами. — Бред.
Бред был бы хорошим объяснением. Да, он простудился или подцепил от кого-то заразу, не сегодня, еще вчера, и теперь у него лихорадка, жар и галлюцинации — кажется, это именно так называется. И нет никакого сияния — люди, поди, не лампочки! И не умеет он забирать чужой свет и чужую жизнь.
…а цветы, что стояли в комнате, все до единого засохли. И в углу валялся трупик не вовремя покинувшей свое убежище мыши…
Рассаду Софи посадила уже новую. Расставила горшочки в пустой, редко отапливаемой гостиной и бегала утром и вечером проверять свежие всходы.