Там, где кончается море

Сзади раздался тихий испуганный визг – Доусон оторвалась от Фукунаги и со всех ног бросилась к кораблю. Фукунага побежала за ней.

Уилф уже тянул меня прочь.

– Карл! – крикнул он. – Мэгги, если он не пойдет с нами, брось его!

Но мы видели, что Коллиер не знает, что ей делать дальше. Чудовище до сих пор не шевельнулось. Оно озадаченно смотрело на блаженного Миккельсена, который приближался к нему, размахивая руками.

– Нет, нет, – приговаривал Миккельсен. – Все хорошо. Хорошо. Все будет хорошо.

– Карл, что ты делаешь? – крикнула Коллиер.

Миккельсен обернулся к нам:

– Вы разве не видите, что он мучается?

– Карл… – сказал я.

– Смотрите, – сказал Уилф.

И теперь мы поняли, что имел в виду Уилф, когда сказал «козел отпущения». Миккельсен стоял перед монстром, ничуть не боясь. На его Шум сильнее всего повлиял загадочный процесс, который использовали в анклаве спэков, и мы видели, что этот процесс продолжает на него действовать.

Весь его страх, весь ужас, всю злость, все сожаление о том, что случилось с остальными членами нашего отряда, мы видели в его Шуме.

Все это выходило на поверхность.

Все это сливалось с Шумом, сковывающим чудовище.

И укрепляло его оковы.

Анклав спэков купил себе мир, гармонию и процветание.

Но за все, что куплено, кто-то должен расплачиваться.

Один спэк, избранный бог весть как, стал вместилищем всего ужаса спэков, всей их ярости, всей боли, всего страха. Все это они передали ему одному.

Превратив его в чудовище. Изуродовав его тело, раздув его до исполинских размеров, заставив его расти и расти на диете из боли и ярости.

Снегач. Их козел отпущения. Страдающий, чтобы страдать не пришлось им.

Но хуже всего то, в каком он оказался замешательстве. За его злостью скрывалось непонимание: как, почему, за что он вынужден так страдать?

Отчаяние, одиночество и смятение – он уже привык к ним, а теперь он принял на себя страх, который должен был чувствовать Миккельсен, стоявший перед ним.

– Карл, – снова сказала Коллиер.

Но было уже слишком поздно. Чудовище просто вытянуло свои огромные лапы и одним легким движением оторвало от тела Миккельсена голову, плечи и правую руку.

– Быстрее, – крикнула нам с Уилфом Коллиер, когда мы побежали.

Поток крови, хлынувший из тела Миккельсена, окатил нас густой волной, и моя рука выскальзывала из руки Уилфа, пока мы бежали среди деревьев. Злой буран уже нагнал нас, воздух был полон снега.

Задержавшись на мгновение, чтобы растерзать тело Миккельсена, чудовище теперь гналось за нами, проталкиваясь между деревьев и рыча от ярости, которая, казалось, сотрясала воздух. То, что опьянило Миккельсена, давно уже не действовало на нас с Уилфом.

Я чувствовал и свой страх, и ужас Уилфа.

– ВОН ТАМ! – крикнула Коллиер, и сквозь пелену снега мы различили тень корабля.

Огни не горели, и не было никаких следов Фукунаги и Доусон.

– Беги! – крикнул я Уилфу, почувствовав, что снова становлюсь для него обузой. – Беги без меня!

За спиной раздались громкий топот и хруст.

– Уилф! – крикнул я, когда над нашими головами, едва не задев, пролетел вырванный с корнем ствол дерева, отскочивший от камней и ударивший Уилфа…

Моя окровавленная рука выскользнула из его ладони, и я упал на спрессованный снег.

Уилф тоже упал, сильно ударившись о землю. Я ослеп. Уилф потерял сознание, и поблизости не было никого с Шумом. Я не видел ничего. Лишь ветер хлестал меня во мраке.

– Уилф? – сказал я. – Коллиер?

Я снова услышал рев чудовища, очень близко, и инстинктивно отполз к камням, на которых мы только что поскользнулись.

И тогда я понял, что вижу.

– Уилф? – сказал я снова.

Но это был не Уилф.

Я видел, как Уилф распластался на земле, недвижимо.

Видел его с высоты.

Он был всего лишь силуэтом внизу, точкой на ландшафте. Теперь, когда он лежал без сознания, Шум его был слишком слаб, чтобы его могли различить люди, но он все еще был там, все еще жил.

Его все еще нужно было уничтожить.

Я видел и свой собственный Шум, выплывающий из моего укрытия. Точка, с которой я смотрел, сдвинулась вперед, на камень, и я увидел самого себя. Чудовище глядело на меня, и мой страх взвивался к нему, питая его, заставляя его еще острее ощущать ярость, боль и одиночество.

И его глазами я увидел его отчаяние, увидел то, как его выбрали, как он противился, как его заставили.

Как его заставили.

Когда-то он был спэком, таким же, как и все остальные, у него были семья и любимая, но он лишился всего из-за ужасного жребия, и…

Когда он понял, что я вижу все это, то рассвирепел еще сильнее.

Его Шум покраснел от ярости.

Он протянул чудовищные когтистые лапы, чтобы разодрать меня на куски…

Воздух пронзил свист…

И в самый последний момент его разорвало ракетой, и я был готов поклясться, что услышал вопль облегчения.

– Это Доусон выстрелила, – негромко сказала Фукунага, заканчивая бинтовать рану Уилфа.

Он неплохо себя чувствовал, снова пришел в себя – я видел это, – разве что, как и я, был перепачкан внутренностями чудовища, град из которых обрушился на нас после взрыва ракеты.

– Оно убило моего мужа, – прошептала Доусон из угла комнаты, служившей нам лазаретом.