Там, где кончается организация, там – начинается флот!

В низах, а точнее в посту энергетики и живучести корабля, жопой прямо на пульте управления энерго-силовой установкой сидел Гена ГАГ и пересказывал свои злоключения этой ночи. Он был возмущён до глубины души дважды нанесённым ему оскорблением со стороны командующего авиацией Балтийского флота. Последний раз оно было нанесено настолько зримо, что лоб Гены украшал крест на крест наклеенный пластырь, вокруг которого всё было заляпано зелёнкой. Автор сей композиции находился здесь же – спиной к переборке, на корточках сидел насмерть перепуганный начмед и курил «в кулачок». А напротив Гены корчился в конвульсиях на приборных стойках и являл миру совершенно невообразимые позы весь офицерский состав электромеханической боевой части пять – сами собой нашедшиеся трюмный с механиком и никуда не терявшиеся электрик и турбинист. Гена как раз излагал «бесспорную» версию падения вертолёта, и механики Бога благодарили, что при сём случился начмед – а то бы им всем хана!.. Гена же решил, что они, кому он так доверял, как своим боевым товарищам, просто решили посмеяться над его унижением и, обозвав их маслопупами и обложив последними словами, выскочил из ПЭЖа вон. Фантастический дурак – ругаться с офицерами БЧ-5 способен только человек, решивший отныне не зажигать света, не мыться и не оправлять естественные надобности!..

Механики же ещё не раз пересказывали эту историю в своём механическом кругу и заслужили устойчивую репутацию людей с исключительным чувством юмора, способных украсить любую компанию.

Командиру «Ярославца» как-то неожиданно и в одностороннем порядке прекратили контракт. Он начал докапываться до правды и, добравшись уже практически до истоков её, неожиданно для себя обнаружил по предъявленным ему документам, что, оказывается, в искомый период он вообще в море не ходил по причине серьёзной неисправности вверенной ему материальной части. Ну, и, соответственно, и привозить никого с этого самого моря не мог. Ну, насчёт привозить-то он вообще никогда и не настаивал, так как до швартовки к «Славному» помнил, а потом – нет.

Капитан же тогда совершенно охренел, увидев на пирсе «волгу» командира полка. Она его мигом домчала до Чкаловска и домой он явился довольно раненько… Короче, не ждали его там раненько-то так. Да, строго говоря, и вообще-то не ждали – супруга была не одна… И капитан решил отомстить за чью-нибудь поруганную честь и потащил разлучника с супружеского ложа. Но по разным углам ведомственной квартиры оказался расквартирован весь дружный экипаж ТУ-22Р и контраргументов у бомбёров оказалось ровно в три раза больше. В госпиталь капитан не попал, но уже в санчасти выяснилось, что он сейчас же, срочно, вот сию же секунду, уезжает в дальнюю и весьма длительную командировку. Потом командировки стали множиться, наслаиваться одна на другую, становиться всё длиннее и всё дальше… Капитан поначалу рапорта писал, пытался как-то связаться с командованием своего полка, но после неожиданного извещения о достаточно давно произошедшем разводе смирился и тихо запил. Дело закончилось окончательным переводом в какой-то заштатный и занюханный гарнизон.

Но супруга ведомственной квартиры не утеряла, так как довольно быстро окрутила какого-то мямлю-«бэкашника» (то есть «без класса», значит) из свеженьких выпускников Ейского училища, навесив на него ещё и двух капитановых детей. Балбес-«бекашник» радовался, как ребёнок, что он ещё никто и звать никак, а уж при бабе, квартире и после полётов домашненькое жрёт. А уж бомбёры-то как радовались!..

Генерал Павловский, по своему обыкновению, согнал со всей кадровой роты штаба авиации «мастеров кисти и пера» (плакатного) из тех, кому весной до дому. Они ему склеили из листов ватмана почти пятиметровую простыню и размахали на ней схему падения МИ-восьмого из шести фаз. Так как у Павловского аварийных ситуаций в принципе не могло быть, то называлось это, как и всегда, «Предпосылки к созданию аварийной ситуации в воздухе». И далее указывались конкретные участники создания этих самых предпосылок. Что же тогда было для командующего настоящей аварийной ситуацией, не могли предположить даже самые смелые умы.

С такими простынями командующий разъезжал по своим войсковым частям и устраивал долгие разборы у схем с указкой, склоняя «конкретных участников» на все лады не менее года. На этой же простыне доморощенным живописцем отдельно выписан был и злополучный патрубок, напоминавший собой трахею, разорванную чудовищными клыками невиданных зверей. А в шестой фазе сам вертолёт уже утоп, а в суровых водах Балтики плескались три анатомических уродца в спасательных жилетах. Всё-таки три… О капитане же вообще нигде не вспоминалось, и даже в полку люди при упоминании о нём морщили лбы и лишь плечами пожимали. Да и схема-то эта (редкий случай!) и полгода не прожила и где-то к августу затерялась уже.

А капитан, между тем, будучи к началу 90-х уже спившимся майором, собрался, как и многие тогда, демобилизовываться. И начал выправлять себе документы по выслуге лет.