– Но я и так работаю. Я много всего делаю. Стираю, шью, пеку.
– Ты скоро обнаружишь, что этого недостаточно, – произнесла Джудит. – А пока надо придумать, как тебе помочь.
Я поплотнее сжала губы и снова уткнулась в экран. Мне совершенно не хотелось, чтобы Джудит меня опекала.
– К тому же, – сообщила я, – мне заказали свадебный торт. С этого тоже немножко заработается, не бог весть сколько, конечно: они бедные люди.
– Еще бы, – вставила Джудит, – были б не бедные, пошли бы в кондитерскую.
– Не знаю, удастся ли к этому времени вылечить Мамочку…
– Торт свадебный, говоришь? – прервала меня Джудит. – Ты вообще соображаешь, что делаешь?
– Придется справиться самой. Все-таки деньги какие-никакие. Просто хочется, чтобы он получился такой же, как у Мамочки.
– Похвально. Но стоит ли экспериментировать на чужом свадебном торте? Это же немыслимая ответственность! Хотя ты, наверное, много раз видела, как она его печет.
– Да, видела, – проронила я. – Но тут вся соль не в том, что видишь. А в том, что нашептываешь.
Все просто. Слишком просто. Джудит молчала. Потом она сказала:
– Как жаль, что ничего не записано. Умрет человек, и все, кранты. Надо бы записать, а?
Не знаю почему, но я вдруг услышала, как невольно проговариваю Мамочкины слова: «Что не записано, того не отнять». Я рассказала ей о дядечке из Кембриджа, Беннете, как он приперся к нам, весь расфуфыренный.
– Да ты что?! – воскликнула Джудит. – И что же вы ему сказали?
– Послали куда подальше.
Джудит вернулась к рассуждениям на тему, что все необходимо записать, и я ей не мешала. Тем временем история с сестрой и доктором достигла кульминации, и разговор прервался. Я была только «за». Телевизор – такая штука: смотришь, и голова становится пустой. На фоне всех переживаний последних дней мне это было очень кстати. Потом показывали новости; в одном из репортажей рассказывали о ракетах «Джемини» и о выходе космонавта в открытый космос.
– Вот чем я хотела бы заниматься, – заявила я.
– Чем? – изумилась Джудит.
По окончании новостей мы посмотрели эпизод другого сериала, «За гранью возможного»[2]
. Некрупные растения, похожие на кустики шалфея, но с другой планеты, прыгали людям на лицо. Как именно они прыгали, не уточнялось: оставалось додумывать самим. Но только люди эти потом менялись, хотя никто об этом даже не подозревал.Ужасно интересно.
10
Следующий день запомнился мне жутким, грохочущим по черепице ливнем и визитом Артура Макканна. Жалящий ледяными струями, насквозь пронизывающий дождь хлестал так сильно, что просачивался под шифер и стекал в угол комнаты. Пришлось подставить миску.
– Осока, впусти, – услышала я жалобный крик, – меня тут убивают!
Я мигом отворила. Захлопнув дверь, он привалился к ней спиной и с чувством выдохнул, как будто спасся от разъяренного быка. Он снял фуражку и вытер мокрый лоб. Веснушки на его лице перемешались с каплями дождя, и он стал похож на речную форель.
– Иди к огню, – сказала я.
Артур стряхнул с непромокаемой накидки капли, и несколько дождинок попали на меня. Потом он встал спиной к камину. От него повалил пар, лицо побагровело. Взяв у него отяжелевшую фуражку, я спросила:
– Надеюсь, ты не на своем треклятом мотоцикле прикатил?
– Пешком пришел.
– Зачем? Неужто лорду Стоуксу недостаточно большого теплого особняка и так не терпится прибрать к рукам нашу дырявую развалюху?
– Осока, лорд Стоукс давно в маразме. Это Норфолкскому Угрю вы не даете покоя.
Так называли управляющего поместьем Винаблза, скользкого мерзкого типа с нежным цветом лица и пухлыми розовыми щечками. Так вот кто наблюдал за нами со ступенек «Белла», когда избили Мамочку.
– Какая разница, кому охота нас выдворить.
– Мне жаль, – промолвил Артур, – я бы хотел помочь тебе, но как?
Я посмотрела на него с надеждой; он тоже не отрываясь глядел на меня, окутанный клубами пара, поднимавшегося от плаща. Потом надежда умерла. Пускай он даже там работает, но что он может? Нас отвлекли со звоном падающие в миску капли.
– Не крыша, а решето, – вздохнула я.
– Когда дождь поутихнет, я залезу и починю.
– Это перед тем, как вышвырнуть меня отсюда? К чему такие хлопоты?
Конечно, я понимала к чему.
– А? Что? – переспросил он, словно не расслышав.
Артур засунул палец в ухо и покрутил, делая вид, что прочищает ушной канал. Подошел к месту протечки, задрал голову и присмотрелся.
– Осока, тебе бы парня, чтоб занимался всем этим.
– Парни слишком много жрут, – отрезала я.
Покосившись на меня, он продолжал осматривать крышу.
– Я думаю, может, удастся выторговать для тебя еще парочку недель. Небольшую отсрочку.
– Но как?
Он разговаривал с дырявой крышей, на меня даже не смотрел.
– Дел у Норфолкского Угря сейчас по горло. Голова чем только не занята. Имей в виду, я
Я вдруг почувствовала, что он, наверное, что-то знает, но не хочет говорить.
– Зачем ты это делаешь?
Он наконец-то оторвался от протечки и пристально взглянул на меня:
– Осока, кончай уже. Как будто ты не знаешь зачем.