Там, где кончается волшебство

Моя ручка шепталась со страницей. Она ей изливала душу. И хоть я писала, писала яростно и словно в лихорадке, чиркая ручкой по бумаге, мне чудилось, что я бегу, скачу, как заяц, в припадке неожиданной свободы, и лапы мои оставляют отпечатки на земле и на траве, слагающиеся в знаки, не требующие объяснений.

По окончании моего графоманского марафона я вырубилась прямо в кресле и пробудилась от стука в дверь. Стучала Грета. Я еле поднялась.

Она опять смеялась, черт ее раздери.

– Вот это да, Осока, вид у тебя, словно только что проснулась.

– Я только что проснулась.

– Но на дворе давно уже день.

– Да неужели. Тогда входи.

Я вспомнила, что на столе лежат блокноты. По-быстренькому их забрала и спрятала на потайную полку за банкой из-под чая, рядом с секретным хранилищем Мамочкиных волос и ногтей.

– Ты чем тут занималась? – слепила меня улыбкой Грета. Я что-то промычала, а она спросила: – Знахарством?

Не знаю, что она имела в виду, но я не собиралась продолжать беседу в том же духе. Внутри себя я все еще спала, свернувшись клубком. К тому же мне нужно было морально подготовиться к предстоящим фальшивым похоронам. Короче, я спросила, что привело ее ко мне.

– Не знаю даже, как сказать, – промолвила она.

Я сразу же решила, что ее послал Чез замолвить за него словечко. Сейчас она мне скажет, какой он достойный человек и как это на него не похоже. Что вышло какое-то чудовищное недоразумение.

– Смелей, – сказала я.

– Ну ладно. Хорошо. Хватит ходить вокруг да около. Вот сейчас прямо возьму да и скажу.

– Грета!

– Все. Я беременна. Хочу избавиться от ребенка.

Я сразу же проснулась. Ну я и дура. И где мое хваленое умение видеть людей насквозь? А эта коза тоже хороша – сияет передо мной, как рождественская елка, и говорит, что хочет сделать аборт.

– Выходит, месячных у тебя в последний раз не было? Какой срок? Только не ври. – Все это было сказано на автомате.

– Недель десять-двенадцать, – ответила она.

А я все думала: ну хоть сейчас ты перестанешь улыбаться?!

– От Чеза? – спросила я, решив, что тогда просто прокляну его.

Но она, как ни странно, замотала головой.

– Нет?

– От Люка.

– Уверена? Ты же говорила, что Чез, вроде… тоже твой парень.

– Говорила. Скорее, любовник.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Осока, женщина всегда знает, кто отец ребенка.

Ее улыбка уже не лезла ни в какие ворота и изрядно меня бесила. Небось Грета исходила из каких-то мистических соображений. У женщин всегда так с определением отцовства, и в большинстве случаев это бред собачий. В подобных ситуациях Мамочка говорила, что себе верить нельзя и сердцу своему тоже верить нельзя, потому что сердце говорит нам только то, что мы хотим услышать. Я знала, что верить здесь можно только анализу крови. О чем и не преминула сказать Грете. Она хотя бы перестала лыбиться. Просто не передать, как я обрадовалась.

– Ты в чем-то, Осока, самая мудрая из нас, а в чем-то малое дитя, – резко отозвалась Грета. – Скажи, ну как от Чеза может родиться ребенок, если у него на этом фронте проблемы?

– Что? – в совершеннейшем шоке переспросила я.

– У него не встает. Эрекции не бывает, понимаешь? Я уж не знаю, как еще проще объяснить.

Мне поплохело. Не может быть. Я встала с кресла и повернулась к Грете спиной. Пыталась скрыть замешательство за кучей бессмысленных вопросов о Люке. Знает ли он? Как среагировал? Хотя ответы почти не слушала.

Люк знает, отвечала она, и хочет сохранить ребенка. Но у него уже есть двое детей от разных женщин в коммуне и еще два отпрыска в других местах. Он чудный, но безответственный, пояснила она; порядочный, но слабый.

Ведь право выбора в конечном счете остается за женщиной. Я с этим согласилась на все сто. Так было и будет всегда. Потом она сказала, что избавляться от ребенка не хочет, но вынуждена, поскольку жизнь в коммуне ее достала. Она не может больше смотреть на наркотики, устала от бесцельного существования, измучилась от вечной нервотрепки с разными партнерами, а как ее достали хиппаны-парни, ужасно обращающиеся с их бесконечными «цыпочками» и детенышами, даже не пытаясь участвовать в процессе или выполнять простейшие обязательства!.. Чтобы отрастить патлы, большого ума не надо, сказала Грета. Ей же мечталось о другом. Конечно, она не собиралась подстраиваться под существующий миропорядок и тянуть эту вечную лямку, о нет. Она хотела построить то, что называла «новым этосом», – только уже не из аутсайдеров, а из тех, кто «внутри, но против». Ее течение обещало быть радикальным и смелым – такая новая богемная волна, вытаскивающая на свет божий все, что есть лучшего в людях.

Речь удалась на славу. Грета вещала, прямо как Жанна д’Арк. И кстати, за все это время ни разу не улыбнулась. Мне было правда очень интересно, но я никак не могла отвлечься от того, что она сказала про Чеза.

– Эй, ты со мной? – окликнула меня Грета. – По-моему, ты очень далеко. Так я могу рассчитывать на твою помощь или нет? Только не надо говорить, что ты не умеешь это делать.