Там, где кончается волшебство

– Доктор Глейстер, не проясните ли, – спросила Грета, глядя на него поверх очков, – в каком качестве вы участвуете в данной экспертизе?

– Простите?

– Я понимаю, что доктор Блум и мисс Кавендиш находятся здесь, потому что это подведомственный им участок, но не совсем понимаю, чем вызван ваш повышенный интерес к Осоке.

– Меня специально привлекли.

– Кто?

– Вы не имеете права спрашивать, а я не обязан отвечать.

Тут я заметила на его пухленьком мизинце серебряное кольцо – такое же, как у лорда Стоукса.

– Они масоны, – сказала я. – Лорд Стоукс, этот доктор Глейстер, мистер Винаблз и многие другие.

Блум посмотрел на потолок, надув при этом щеки. В его глазах читалось: приехали.

– Вы это слышали?! – воскликнул Глейстер.

Джин Кавендиш чуть-чуть склонила голову и пристально взглянула на меня.

Мамочка говорила, что те, из-за кого она перед войной попала в больницу и пролежала там несколько лет, были масонами. Она говорила, что этого не докажешь. Что у них тайная банда, состоящая из мужчин, как правило, при власти, и что, перебеги ты дорожку одному из них, они сомкнут ряды и пойдут на тебя войной. «Они такие – один за всех и все за одного», – говаривала она. Помню, я спросила ее, правда ли, что существуют тайные общества. Она с ухмылкой ответила: «А мы, по-твоему, кто?» И хоть я никогда не причисляла нас, «избранных», к таковым – мы не носили отличительных знаков, не произносили клятв, не пожимали втихую друг другу руки и все такое прочее, – пожалуй, мы и правда были тайным обществом. «Ты только никогда не пытайся обличить их», – учила Мамочка. Когда я спрашивала почему, она отвечала: «Потому что скажут, что ты все придумала, обзовут сумасшедшей и упекут в дурку».

Я знала всех масонов, поскольку Мамочка их перечислила, а я зашифровала их фамилии и распихала по разным записным книжкам. Все нам известные бизнесмены, местные политики, инспекторы полиции – не Билл, конечно: Билл Майерс, насколько я знала, масоном не был, – высокопоставленные лица и местные госслужащие (не странно ли, что кто-то вдруг полез проверять мои документы в акушерском колледже) входили в этот список. Они являлись нашими противоположностями, нашими тенями, пародиями на нас, говаривала Мамочка.

Допрос продолжил доктор Блум:

– Осока, у вас бывает чувство, что против вас плетется заговор?

Тут Грета вмешалась:

– В таком случае следует заметить, что действительно есть ряд лиц, пытающихся воздействовать на Осоку.

– Это что еще значит? – резко спросил Глейстер.

– Да уж, поясните, – обиделась Джин Кавендиш. – Мы действуем исключительно в интересах Осоки.

– Я говорю только о том, что человек может быть параноиком и при этом против него действительно может что-то замышляться.

– Значит, вы признаете, что у вашего клиента паранойя? – переспросил Глейстер.

– А разве не все мы немного параноики? – продолжила Грета. – Ну, сами посудите, ваша реакция на мою предыдущую реплику тоже была слегка параноидальной, вы не находите?

– Это уже ни в какие ворота не лезет! – воскликнул Блум. – Я со своей стороны уверен, что слышал достаточно, – одна только безумная болтовня про масонов чего стоит.

Джин Кавендиш подперла подбородок рукой. Она вдруг помрачнела и повернулась к Блуму:

– А я вот не уверена.

Грета перевела дух. Мы с ней прекрасно понимали, что Блум и Глейстер приняли решение задолго до начала этого цирка. Единственной моей надеждой была Кавендиш.

Они говорили бесконечно. Вопросам не было конца и краю. Расспрашивали меня про детство и про мои отношения с Мамочкой. Глейстер пытался вернуться к разговору об абортах, но Кавендиш признала это недопустимым. Мне было никак не сосредоточиться. И хоть я знала, как важно сейчас быть начеку, я все же постоянно отключалась.

Потом я в самом деле услышала голоса, только уже за дверью. Раздался стук, и Грета пошла открыть. Вернувшись, она сообщила, что попросила нескольких людей дать мне характеристику. Такой поворот событий меня не удивил, поскольку мы обсуждали его заранее, – вот только я не знала, кто именно захочет мне помочь. Глейстер пришел в неистовство, а Кавендиш сказала, что не возражает. Грета вышла на улицу и привела с собой Пегги Майерс.

Пегги представилась как жена местного полисмена и выдала мне такую характеристику, о которой можно только мечтать. Я даже покраснела, услышав столько хвалебных слов в свой адрес. Она не преминула заметить, мол, меня настолько высоко ценят в деревне и окрестностях, что даже поручили приготовить заячий пирог. С пламенным взором Пегги прошлась по осквернителям могилы Мамочки, как будто один из них сидел за этим столом.

После ухода Пегги Грета пригласила второго свидетеля. Прямо настоящий судебный процесс. Но зуб даю, из всех сидевших в комнате при виде следующего свидетеля больше всех удивилась я. Это была МММ.