Там, где лес не растет

– Горе всякому, кто вздумает недооценивать венна! – вырвалось у арранта. Если Коренга что-нибудь понимал, учёный был теперь гораздо менее склонен видеть в нём скорбное подобие кого-то, кого ему довелось знать годы назад. А Эврих продолжал: – У вас в лесных дебрях сделали те же выводы, к которым пришёл и я сам!.. Ты, верно, надеешься, что великий Зелхат сумеет вылечить твои ноги?

– Да, – сказал Коренга. – Я надеюсь.

– Велико же намерение Зелхата оградить свою тайну, если он вправду жив и находится в моей стране, а я об этом ведать не ведаю, – проговорил конис. – Ты, Коренга, славно развлёк меня у этого костра и, право, согрел мою душу истинным переживанием. Могу ли я чем-нибудь отблагодарить тебя за рассказ?

…Так-то: знать бы с утра, что вечером предстанешь перед могущественным владыкой, да ещё и сумеешь снискать его расположение! Коренга подумал: вот оно и закончилось, его нелёгкое и опасное странствие.

– Не разгневаешься ли ты, государь, – спросил он, – на дерзнувшего расспросить о судьбе юного мастера Иннори, которого тебе некогда было угодно приблизить и всячески обласкать?

Конис ответил:

– Вышивальщик Иннори творит вещи, которые ласкают зрачок и осеняют сердце добром. Счастлив вождь, коему среди его подданных ниспослан подобный умелец… – Тут Альпин едва заметно усмехнулся углом рта. – Он поныне живёт в моём доме, как сын у заботливого отца. А почему ты спрашиваешь, венн? Неужели даже в ваших лесах успели прослышать о его мастерстве?

– Правду молвить, слава Иннори до нас ещё не добралась, – сказал Коренга. И пояснил, отчего-то смутившись: – Я говорил тебе, что по пути сюда мы встретили почтенного дедушку… Его приёмная внучка любила Иннори, когда они были детьми, но потом их разлучили. Эта девушка зовётся Тикирой, она красива, умна и очень отважна…

Конис вдруг рассмеялся.

– Так вот почему мой Иннори все свои вышивки, где только кстати приходится, украшает изображением козочки!.. Что же, спустя несколько дней мы, попечением Священного Огня, вернёмся в столицу, и пусть добродетельная Тикира без промедления приходит повидать своего знакомца… А теперь, брат мой Баерган и любезные гости, я вас покину. Не хочу, чтобы в дальних краях потешались над моими купцами, пеняя им, будто конис Нарлака засыпает прямо над угощением!..

ГЛАВА 42 Беда от длинного языка

Дорога обратно всегда кажется короче дороги «туда». Всегда – но не в тот раз. Путь от своего костерка до шатра кониса Коренга проделал, ведомый Кайрагеллом и стражниками, и мысли его были заняты предстоявшей встречей с великим правителем, а вовсе не тем, как запомнить дорогу. Теперь – что с ним редко бывало – он пробирался назад, точно по незнакомому месту, и люди, возившиеся у костров, казались ему впервые увиденными, хотя мимо каждого из них он точно ехал некоторое время назад. Уверенно шагал только Торон. Коренга всё время думал о том, что кобель, без сомнения, сам привёз бы его назад, только дай ему волю и держись крепче за поводок. Ещё он тайно прикидывал, сколько человек из числа застигнутых бедствием честно вернёт розданные конисом одеяла и котелки, а сколько предпочтёт утаить.

Коренга думал и о многом другом, но не замечать мрачное молчание Эории делалось всё труднее. Почему-то Коренгу брал дурнотный ужас даже от мысли, чтобы заговорить с ней об этом. Он открыл рот и сказал:

– Я вижу, ты сердишься на меня, госпожа. Скажи, чем я провинился, чтобы я мог попытаться вернуть твоё расположение!

Хотя на самом деле он знал, в чём дело. Или по крайней мере догадывался.

Сегванка молчала ещё некоторое время, заставив Коренгу вспомнить о плотно придавленной камнем крышке котла, под которой беснуется кипяток. Потом она ядовито бросила:

– У нас на Островах мало кого презирают так, как лжецов. Я думала, уж у тебя-то, венн, один язык во рту!

Коренга смиренно отмолвил:

– Если бы тебя, госпожа, каждый встречный-поперечный брался допрашивать, где ты ноги оставила, да откуда у твоего пса крылья, ты бы тоже три языка отрастила. Если не семь…

Эория даже остановилась.

– Ты сейчас говорил о вдовстве своего батюшки! А мне баял, будто твоя мать жива и здорова! И даже сразу узнает, если с тобой что-то случится!

Коренга ответил:

– Мать благословила меня рассказывать так, как будет удобней.

– Добрый сын должен трижды подумать, как распорядиться подобным благословением! Ты же говорил о ней как о мёртвой! Тем самым ты желал ей умереть!

– Может, по твоей вере это и так, а по нашей – наоборот, – сказал Коренга. – Незваная Гостья подслушает мои речи и не пойдёт за матерью, думая, будто та уже у Неё.

Сегванка огрызнулась:

– Откуда мне знать, может, ты и это прямо сейчас выдумал!

Коренга хмуро проговорил:

– Не бралась бы ты, госпожа, нас с матерью друг от дружки оборонять.

Эория яростно заскребла ногтями левый висок.

– Да какое мне дело до тебя, венн! И до того, который язык у тебя настоящий, а какие поддельные! Кто раз солгал… да ещё – в глаза человеку, который обогрел тебя у огня и хлебом накормил… тому веры у меня больше нет! И до века не будет!