Машины Премьера вот уже второй час стояли перед покинутым шахтоуправлением: ни чернореченских бандитов, ни ахтарского директора видно не было.
Наконец заблеял радиотелефон Премьера: звонил один из нижних ахтарских ментов, купленных им по случаю. Премьер выслушал то, что сказал ему телефон, и побледнел от бешенства.
– Ну, Сляб, – сказал Премьер, – ну хрен сопливый, ты у меня получишь!
Очнулся Денис уже в том самом пердючем автобусе, который перекрыл джипам дорогу. Он сидел у заднего выхода, на полу, и его левая рука была пристегнута к стальному поручню, а правая – к запястью Кунака. Лицо у Кунака выглядело так, словно кто-то сунул братка носом в миксер.
Над Денисом скалой возвышался пятнистый парень в шерстяной маске с прорезями для глаз, и таких шерстяных в автобусе было не меньше двадцати человек. Собственно, только один из ментов щеголял без головного убора, и это был майор Серебряков, начальник ахтарского СОБРа.
В автобусе шла перекличка населения, и хотя у присутствующих паспорта поголовно отсутствовали, Серебрякова это явно не смущало.
– Ну что, Кролик, – говорил он, обращаясь к парню слева от Кунака, – хорошо отдохнул на Канарах?
– Да уж получше чем здесь, – огрызнулся Кролик.
Спустя полчаса вся чернореченская делегация доехала до двухэтажного домика, который городской УВД делил с магазином бытовой техники. Бандитов из автобуса выводили гуськом. Закоцанные «быки» напоминали гирлянду из пляшущих человечков, вроде тех, что вешают на новогоднюю елку.
На крыльце городского УВД бандитов ждали двое: начальник милиции Александр Могутуев и генеральный директор Ахтарского меткомбината Вячеслав Извольский. С флангов директора прикрывали два амбала. Взгляд Извольского пропутешествовал по колонне пленников, скользнул по Негативу и наконец задержался на Денисе Черяге. Денис опустил глаза.
– Ты извини, Негатив, – послышался бархатный голос Извольского, – У меня в одиннадцать встреча с делегацией ЕБРР, не было у меня времени в Вычугаевку съездить. Вот я вас и решил сюда пригласить.
– Это тебе с рук не сойдет, – спокойно сказал Негатив. Он дышал тяжело, как бык после случки, и левой рукой невольно прижимал бок, в который от души саданули шнурованным омоновским сапогом.
Извольский неторопливо повернул голову. В своем дорогом костюме и легком плаще он ужасно напоминал удава, высматривающего себе жертву из шеренги скованных наручниками кроликов.
– А-а, Денис Федорович, – протянул он, глядя в глаза Черяге, – как же так? Вы, по-видимому, совсем не дорожите своей работой? Наверное, мало зарабатываете, несмотря на новенький внедорожник?
Черяга спокойно посмотрел в глаза гендиректору.
– Мой брат был дерьмо, – негромко сказал Черяга. – Но ты его убил не за то, что он был дерьмо. А потому, что ты дерьмо сам. К Луханову это тоже относится.
Улыбка Извольского была как улыбка медведя. Медведь вообще, как известно, не улыбается. Он только показывает зубы.
Потом Извольский размахнулся и со страшной силой влепил Черяге кулаком под солнечное сплетение. От оседлой жизни Извольский потерял былую легкость и технику, и в других условиях Денис мог бы легко уйти от удара. Но Дениса уже как следует избили, и вдобавок он был прикован наручниками к омоновцу в маске. Под ложечкой разорвалась страшная боль, и Денису показалось, что под ребра ему въехало не иначе как двутавровой стальной балкой производства Ахтарского металлургического комбината. Он коротко хрипнул и упал на колени. Новый удар – на этот раз носком черного, тщательно начищенного ботинка, – пришелся под подбородок. У Дениса сперло дых, он на миг потерял сознание, но очнулся почти сразу, упираясь глазами в бетонный поребрик троттуара, густо заплеванный и забросанный всякой дрянью, не поместившейся в переполенной чугунной урне, украшавшей собой вход в ментовку.
Омоновец, к которому он был пристегнут, повел рукой, и Дениса рыбкой развернуло на асфальте. Следак приподнялся и глянул в холодые и голубые, как раствор медного купороса, глаза директора. Вот такие же глаза, наверное, были у средневекового барона, когда он приказывал отрезать уши у чужого посла, или затравить его собаками…
– Ты что делаешь? – прохрипел Денис, – ты кого бьешь?
– Что? – поднял брови Извольский, – парень, по-моему, бредит. Саша, я его что, пальцем тронул?
Начальник Ахтарского УВД Александр Могутуев, красивый, пожилой тувинец, явно не въехал в ситуацию. Все, что он понял, – это что Сляб ни с того ни сего накинулся на одного из закоцанных подручных Негатива, – крепкого тридцатилетнего качка, правда, почему-то в скромном прикиде и без короткой бандитской стрижки.
– Не, – равнодушно сказал Могутуев, – ничуть вы его не тронули. Упал человек и мордой своей побился о ваши ботинки.
– Не стоило бы вам, Вячеслав Аркадьевич, бить человека из генпрокуратуры, – подал голос со стороны Негатив.
Великий герцог Ахтарский надменно оглядел корчившегося у его ног следака.
– Не думаю, Денис Федорыч, что ты останешься работать в прокуратуре, – сказал Извольский. – Разве что дворником.