Читаем Там, где меняют законы (сборник) полностью

– Так, мимо ехал, – сообщил Денис. – А ты что тут делаешь?

– А у меня спецзадание, – сказал Петраков, – Никишина не пускать. Чтобы он никого опять по роже не двинул.

На сиденье рядом с Петраковым лежала бутылка водки, и у Черяги было такое чувство, что этой бутылке недолго придется лежать с полным горлышком.

– У нас Миша Никишин вообще оригинальный человек, – продолжал мент, – Он когда дом строил, свою старую мебель на помойку выкинул. А мебель неплохая была, тут же набежали шахтеры и стали по домам растаскивать. Так Миша ужасно оскорбился. Приказал воров посадить. А все остальное сжечь.

– И посадили?

– На пятнадцать суток, – сказал Петраков.

– И как же они к тебе после этого?

– А что ко мне? – усмехнулся зам. начальника УВД. – Благодарили. Я им из дома суп носил. А они суп последний раз из крапивы варили. Так что когда погромы начнутся, меня побъют в последнюю очередь. Супчик припомнят.

И Петраков сграбастал бутылку с сиденья. Пил он быстро, маленькими глоткам, и бутылка вздрагивала в его слегка трясущихся руках.

– Что ж ты с этого места не уходишь? – спросил москвич.

– А куда уходить-то? Самому суп из крапивы есть? Да и потом, знаешь – уж лучше я на этом месте, чем последняя сволочь. Я хоть… супчик принесу.

– Почему Извольский велел убрать Луханова? – спросил Черяга.

– По дурости.

– А кого надо было?

– Не скажу, – процедил сквозь зубы Петраков. Он был сильно пьян, но от долгой привычки владел собой хорошо.

– Почему?

– За Лухановым не хочу. Опротивел он мне еще при жизни. Ну я понимаю, если кто вор и ворует. Профессия у него такая. А этот мало того, что ворует, так еще и в грудь себя бьет. «Я, – грит, – за народ». Ты хоть в грудь себя не бей! А он не может. Если не бить в грудь, так и красть будет нечем.

– А при чем тут ты?

– Мы все тут при чем, – заявил Петраков, – ясно? И ты при чем. У меня «Опель», а у тебя «Мерс». Ты «Мерс» на свою зарплату покупал? А теперь на нашем материале хочешь себе карьеру сделать? В Москве ты начальника округа побоишься тронуть, а здесь ты готов хоть на мэра наехать? Молодец против овец…

Петраков замолчал и внезапно спросил:

– Ты мимо вокзала проезжал?

– Нет. А что?

– Там ОМОН стоит.

– Как – ОМОН?

– А так. Поставили вчера опосля истории с Луханом. По личному распоряжению господина мэра.

– Т..ты хочешь сказать – что Извольский своего добился? Что шахтеров сгоняют с рельс?

– С чего ты взял, что шахтеров сгоняют с рельс?

– Ну как же… ОМОН…

Петраков сумасшедше осклабился.

– ОМОН, мой дорогой, поставлен на рельсах затем, чтобы охранять и защищать товарищей пикетчиков от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Потому как расстрел товарища Луханова произвел на наш доблестный и храбрый пролетариат совершенно неожиданное действие, и вышеупомянутый пролетариат драпанул с рельс в невероятном количестве. Но как только товарищ мэр гарантировал бастующим полную неприкосновенность, плотные ряды пролетариата тут же снова сомкнулись…

В голове Дениса что-то смутно забрезжило: так мертвый и заржавевший мотор, воткнутый в розетку, потихоньку и со скрипом начинает проворачиваться. Он раскрыл было рот, – но в этот миг у ворот быстро затормозил серебристый «Лендкрузер», и на пыльную землю вслед за своими ребяками выпрыгнул Негатив.

– Ты чего здесь стоишь, как бедный родственник? – сказал Негатив, подходя к следаку, – заходи, коли пришел.

– А это твой дом?

– Банковский, – ответил Негатив. – Да ты заходи, здесь все дома мои.

Денис дождался, пока вор сел обратно в «БМВ» и проехал сквозь ворота усадьбы, а затем долго стоял, опершись на капот и вдыхая вечереющий воздух. С Петраковым они больше не разговаривали. В дом отдыха проехали еще две или три машины, исключительно с братвой, и затем – белый микроавтобус с девочками.

В микроавтобусе Ольги не было, но минут через пять после приезда микроавтобуса из ворот особняка выехал темно-синий «Форд», – и через полчаса вернулся с девушкой.

Предчувствия Дениса, подсказывавшие, что ему не стоит идти в особняк, вполне оправдались во втором часу ночи: треснул одинокий выстрел, вылетело окно, и до Дениса донесся пьяный гам и женские крики. Гулянка, судя по всему, в бывшем горкомовском доме отдыха шла еще та. Не хватало только, чтобы в родное ведомство отписали, что следователь прокуратуры Денис Черяга не только ездит с ворами на стрелки, но и гуляет ночи напропалую в бандитском притоне.

Денис сидел у ограды до трех ночи, ожидая Ольгу, а в три часа охранники шуганули-таки его, и он уехал.

* * *

Константин Лоскутников по кличке Премьер обедал в излюбленном ресторане в окружении немногочисленных, но хорошо сплоченных друзей, когда официант доложил, что его ждут снаружи.

Премьер спустился и увидел у дверей ресторана темно-зеленый «Брабус» Извольского в сопровождении черного «БМВ». Извольский сидел на заднем сиденьи «Брабуса», и это было весьма удивительно. Потому что если Извольский ездил с водителем, то тогда он ездил на представительском седане, а если он ехал на «Брабусе», то за рулем был он сам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее