Там, где меняют законы

— О черт! Действительно, — сказал Семин, — погодите секунду.

Он положил трубку, и Елене опять стало слышно, как он кричит на партнеров. Через минуту Семин снова подхватил телефон.

— Елена Сергеевна, скажите Вике, чтобы она ехала домой, — сказал Семин.

— Куда домой? — уточнила машинально Елена.

— В Самару. Она из Самары, пусть туда и возвращается. Она мне надоела.

* * *

Елена увезла наброски интерьеров к себе домой, и когда Семин вернулся с переговоров в одиннадцать вечера, она еще сидела над ними. Семин спустился в мастерскую и они поцеловались, а потом Семин принялся разглядывать чертежи. Он очень устал после работы, как всегда, и уголки его губ слегка обвисли, и на умном с залысинами лбу блестели капельки пота. Елена страшно любила этот высокий покатый лоб, костяную коробочку для острого и циничного разума — разума думающего мужчины, а не хищного зверя.

— Красиво, — сказал Семин. — Это что, центральный универмаг?

— Да.

— Мне не нравится, что ты встречаешься с Вырубовым.

Елена пожала плечами.

— Ты играешь…. — Семин задумался, ища подходящее слово… — с гексогеном.

— Он что, такой страшный?

— Да.

— А он правда убил Кривицкого?

— Он очень многих убил. Он убил Кривицкого и Шанина. Он убил Лашкевича. И был такой человек по кличке Дорофей, он его тоже убил. Он убивает, как ты ешь витамины: без удовольствия и без малейших колебаний.

Елена вспомнила несчастного петуха, предназначенного для пираний, и азартный крик Вырубова: «Врешь, мля! Не уйдешь!»

— Я встречаюсь с ним завтра, — сказала Елена.

Семин рассматривал наброски.

— Тебе придется отказаться от работы.

— Но почему?

— Лена, жена Виктора Семина не может реконструировать вырубовский универмаг.

— Но я не твоя жена.

Семин засмеялся и принялся целовать ее.

— Ну так давай поженимся, — сказал он.

1994-й год. Осень

Осенью 1994 года Тахирмуратов и Семин решили купить Гагаринский золотой рудник. До этого самым крупным их бизнесом была торговля бензином. Они хорошо поднялись, арендовав десять автозаправок у «Нарымнефтепродукта», поставили семь контейнерных АЗС и через год заменили их стационарными заправками, но промышленной собственности у них не было. Гагаринский был не такой уж большой рудничок в трехстах километрах от города, в тайге, с прогнозными запасами в сорок тонн золота и неглубоким залеганием рудного тела. Документы на рудничок Семин выменял на бутылку водки в «Нарымгеологоразведке».

Чиновника, который продавал рудник, звали Нарышкин, а все переговоры вел его заместитель Глуза. Нарышкин и Глуза были готовы продать рудник почти даром, но при этом они хотели, чтобы половина рудника принадлежала им.

Игорь Тахирмуратов был категорически против такой сделки.

— Смотри, что получается, — говорил Тахирмуратов, — мы будем вкладывать в рудник деньги, да? И вкалывать мы будем, как проклятые. А половина доходов пойдет Нарышкину. Давай лучше заплатим ему побольше денег сейчас, но затем все будет принадлежать нам.

— Не бойся, — сказал Семин, — мы им ничего не заплатим. И доли они тоже не получат. Делай как я скажу.

На следующий день Семин отобедал в ресторане с Всеволодом Прашкевичым: так, просто для поддержания дружбы. Прашкевич теперь был замначальника краевого УВД. Он дружил с Семиным и время от времени оказывал ему разные дружеские любезности, но взяток или того, что могло быть сочтено взяткой, ни разу от Семина не брал.

Когда в прошлом году одну из заправок Семина забросали гранатами, он быстро нашел тех, кто это сделал, и все они получили срок.

Семин спросил у Прашкевича, как его жена, и тот ответил:

— Хорошо. Через два месяца родит.

— Это у тебя третий будет? — спросил Семин.

— Да.

— Не тесно вам будет впятером-то в двухкомнатной?

— Тесно, — сказал Семин, — а что поделаешь?

— Я дом на Балашевской набережной строю, — сказал Семин. — Улучшенная планировка. Может моя фирма вашему управлению несколько квартир выделить?

Прашкевич долго думал.

— Нет, — равнодушно и окончательно сказал он.

— Всеволод Михайлович, — сказал Семин. — Это не взятка. Я обязан вам своим бизнесом. А может быть, и жизнью. Это… не имеет цены. Это стоит гораздо дороже новой квартиры.

Прашкевич равнодушно кивнул.

— Всеволод, пойми. Я чувствую себя… неудобно. Ты никогда ничего не брал у меня…

— Я никогда ни у кого ничего не беру, Виктор Иванович. Я не беру ни у коммерсантов, ни у бандитов, ни у подследственных. Видите ли, когда я беру деньги, это означает, что вы расплатились за оказанную вам услугу согласно прейскуранту. Как в парикмахерской. А я предпочитаю, чтобы вы мне были должны.

* * *

Инвестиционный конкурс на Гагаринский золотой рудник был назначен на январь 1995 года. До конкурса оставалось пять недель. Все документы уже были подписаны, все позиции сверены, и все фирмы, изъявившие желание участвовать в конкурсе, уже подали заявки. Всего фирм оказалось четыре штуки: две представляли Семина и Тахирмуратова, еще одна — какого-то местного железнодорожника, видимо не понимавшего, что результаты тендера предрешены, и еще в последний день принесли заявку от некоего неведомого АОЗТ «Синельга».