Там, где меняют законы

Извольский пожал плечами. Улыбка его стала чуть шире, и чем дольше улыбался Извольский, тем меньше она нравилась Черяге. Наверное, Извольский был прав. Наверное, он был производственником, в отличие от бандитов, банкиров и чиновников. И все-таки улыбка его в этот момент напоминала улыбку маньяка.

Резко, словно будильник, затрещал телефон, и тут же в ответ ему откуда-то из деревни донесся крик петуха.

Извольский неторопливо взял трубку. Беседа продолжалась недолго. Извольский несколько раз сказал «да», безжизненно улыбнулся и закончил разговор.

— Ну что? — спросил Черяга.

— Пикет снят. С лидерами официального и независимого профсоюзов было достигнуто полное взаимопонимание насчет того, что их могут размазать по стенке.

— А Негатив?

— Он об этом по телефону не говорил. Сказал, что надо завтра встретиться.

Извольский усмехнулся и проговорил:

— Знаешь, что самое замечательное? Что все лавры за победу над шахтерами получит наш общий знакомый господин Володарчук. Ну как же — пришел, увидел, отговорил!

Прошло еще двадцать минут, и мобильник Извольского снова залился короткой трелью.

— Да, — сказал гендиректор, — понял. Спасибо.

— А это кто? — полюбопытстовал Черяга.

— Начальник железной дороги. Говорит, что первые вагоны будут на комбинате через четыре часа.

Гендиректор посмотрел на часы и добавил:

— Я, пожалуй, поеду на завод. А ты спи, следак. Третий час — скоро ночь кончится.

Сунул ноги в кроссовки и пошел, хромая.

Черяга все так же сидел в уютном кожаном кресле, время от времени обмакивая губы в коньяк и бессмысленными глазами смотря на камин.

Боже мой! Бумаги, за которые был убит его брат и еще куча людей, бумаги, за которые Извольский был готов заплатить не меньше ста тысяч долларов, бумаги, которых было достаточно, чтобы упрятать в тюрьму половину верхушки Чернореченска и, возможно, самого Негатива, — они были просто никому не нужны?

Толстый вице-премьер Володарчук даже не глянул на них, потому что ему важно было поставить комбинат на колени и надеть на него ошейник, припасенный союзным Володарчуку банком, Извольскому они были не нужны, потому что он решил пойти на мировую с бандюками, следствию они были не нужны, потому что компрометировали правительство и федеральный бюджет…

Белый телефон резко зазвонил. Черяга глядел на него некоторое время, не шевелясь, но телефон продолжал надрываться и скандалить, и наконец следак взял трубку.

— Алло! Славик!

— Кто это? — спросил Черяга.

— Это Шманов, начальник дороги! Буди Славку!

— Что вам надо? — хмуро уточнил Денис.

— Скажи, что шахтеры снялись с рельс! Вагоны будут на заводе через пять часов!

— Вячеслав Аркадьевич на заводе, — сказал Денис.

Шманов бросил трубку.

Забавно. Начальник железной дороги. А кто же звонил Извольскому полчаса назад?

Внезапно Денис подумал, что оставаться ему в этом доме крайне опасно. Утром сюда пожалуют Негатив с Премьером. За своими тридцатью процентами или сколько им там просватано. Он, Денис убил трех людей Негатива, и даже если Негатив об этом за прочими хлопотами еще не осведомлен, то уж Извольский не замедлит его просветить.

Негатив наверняка захочет содрать с Дениса шкуру, и вряд ли Извольский будет этому препятствовать. Он ведь даже этого несчастного Мисина, своего школьного друга, сдал в крепостные Премьеру. Как там сказал Извольский, выкидывая своего предшественника? «Если хочешь благодарности, заведи себе пуделя».

Да и за что Извольскому быть ему благодарным? За документы? Но документы эти, как выяснилось, годны только на удобрение полей. За то, что на восемь часов раньше узнал, что Негатив с Премьером учредили ему роскошнейшую подставу? Ну и что это изменило?

Наоборот — Извольскому совершенно невыгодно, чтобы на свете был человек, которому доподлинно известно, кому продана треть комбината. И, возможно, он был так откровенен потому, что беседовал с почти что покойником. Директор по кличке Сляб должен быть только благодарен Негативу, если тот возьмет все хлопоты на себя.

Надо было вставать, будить Ольгу, куда-то бежать. Куда? В Москву? Смешно. Хорошо расследовать дела про маньяков. Маньяк не занимает высоких постов, не заседает в правительстве, не является членом совета директоров меткомбината… За маньяка никто не заступится, его можно гасить всем имеющимся в распоряжении арсеналом, и судья не возьмет взятки у маньяка…

Да, в Москве немножко больше ментов и начальства, чем в Чернореченске, и они куплены не одним оптовым покупателем, а десятками банд, компаний и банков, но вряд ли у Дениса найдутся деньги купить у московских органов свою жизнь.

И Денис никуда не побежал.

Он сидел все в том же кожаном кресле, смотрел, как за окном крадется серый, цвета шламоотвала рассвет, и незаметно для себя задремал.

* * *

Когда Денис проснулся, было уже половина одиннадцатого утра. Круглое солнце катилось по небу, и лучи его хлестали в окно, как расплавленный чугун из доменной летки. Крупная муха с золотым брюшком села Денису на руку, встрепенулась и полетела прочь.

Денис был еще жив, и это радовало.