Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

Как же мне это запало в душу! Не утверждаю, конечно, что при любом другом наборе участниц в 10 из 10 случаев была бы такая же картина. В 2–3 случаях — да, еще в 2–3 две русоедствовали бы, а одна отмолчалась, еще в паре случаев одна, начав бурлить и не встретив поддержки, быстро бы умолкла, еще в парочке все бы промолчали или даже меня поддержали. Хорошо, пусть даже в пяти случаях поддержали бы! Но это все равно недопустимо — всего 50 %.

* * *

В моем родном Ростове-на-Дону на одном из домов по улице Двадцатая линия можно увидеть мемориальную доску. Она сообщает, что здесь последние годы своей жизни провела Епистиния Федоровна Степанова, воплощение судьбы русской солдатской матери. У неё было пятнадцать детей, до взрослого возраста дожили десять. Один сын погиб в Гражданскую, один пал в 1939 году на Халхин-Голе. Шестеро не вернулись с Великой Отечественной. Сын Николай, второй по возрасту, вернулся инвалидом и умер от последствий ранений в 1963 году. Уже на склоне лет Епистиния Федоровна переехала с Кубани к единственной дочери Валентине, жившей и работавшей в Ростове. Здесь 47 лет назад, 7 февраля 1969 года, и отлетело последнее дыхание Солдатской Матери.

20-я линия в транспортном плане связывает центр города и проспект Шолохова, на котором находятся автовокзал, аэропорт, стадион ФК «Ростов» и много чего еще. Каждый третий ростовчанин бывает здесь минимум раз в неделю, каждый второй — раз в пару неделю, едва ли не каждый первый — хотя бы раз в месяц. Останавливается кто у доски, когда идет пешком? Проезжая в автобусе, осеняет себя крестом в память о рабе Божьей или хотя бы просто на секунду вспоминает, что это за доска и кому она посвящена? Да просто — обращает на доску внимание? Увы, очень мало кто. Человеческий поток и сознание каждого отдельного человека в этом потоке словно обтекает вниманием и переживаниями доску с выбитыми на ней словами.

В других городах и весях России память о Епи-стинье Федоровне, боюсь, еще слабее и прерыви-стее, хотя куда уж еще. И ведь не сказать, что о материнском подвиге Степановой не пишут и не говорят. В 2005 году вышла ее замечательная биография в серии ЖЗЛ. Списанная с нее фигура солдатской матери, пожилой женщины, сидящей на скамейке, изображена на гербе Тимашевского района Кубани, где Епистиния жила с семьей. Но обтекают и все тут.

Именно так неугодную информацию блокируют на Западе. В Европе-то есть куча законов, запрещающих ревизию историю, крайне широко и своеобразно понимаемый шовинизм, всякую прочую всячину. В США же свободу слова оберегает Первая поправка, но те, кто пытаются раскрыть подноготную американской внутренней и внешней политики, показать закулисные механизмы, — те находятся в информационном вакууме, словно насильно накрыты шапкой-невидимкой. Строго дозированно снимаются фильмы о противостоянии хороших журналистов и «копов» плохим правительственным чиновникам и финансовым воротилам, призванные лишь запутать ситуацию и продемонстрировать якобы второе дно, на деле еще лучше маскирующее третье. А когда Стэнли Кубрик создал ленту «С широко закрытыми глазами», прозрачно намекающую на своеобразные нравы и целеполагание западной элиты, эта лента внезапно оказалась для него последней.

В России патриоты, герои и подвижники тоже находятся под шапкой-невидимкой. Запрещают ли писать и говорить о героях? Ни в коем разе, вроде наоборот. Но персональная память сохраняется о весьма немногих, героев в лучшем случае замечают в слившемся групповом качестве, в худшем… Зародившийся в Европе образ Неизвестного солдата именно у нас обрел символическое дословное звучание.

Схожая история с патриотизмом. Руководитель страны назвал его главной национальной идей, и это весьма похвально. Но легко ли в России быть патриотом? Патриоты из поколения в поколение предельно бедны, гонимы, опальны, преследуемы сторонниками общечеловеческих ценностей и интеграции с благословенным Западом, каждый раз под разным идеологическим соусом. Когда либералы доводят страну до катастрофы или войны, а обычно даже два в одном, патриоты идут на трудовые и военные фронты спасать отчизну. Они становятся героями… Дальнейшее сказано выше. У нас не нужно уточнять, что герой совершал свои геройства не за награду. Какие уж тут награды.

Боге ним, с государством. Но как же нация? Гражданское общество, костыль и одновременно суровый цензор и арбитр государственной политики?