Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

В конце марта 2017 года во многих городах РФ состоялись протестные акции под антикоррупционными и антивластными лозунгами. Зачинателем их, равно как и автором информационного повода к ним, был небезызвестный А. Навальный. Мне сложно давать холодную объективную оценку данных акций, ибо к текущей политической системе РФ во всей ее полноте отношусь не многим лучше, чем к ее либеральным оппонентам, и это отношение вполне может быть передано при помощи широко известной в узких кругах «дилеммы Эскобара» (лидер маргинальной украинской рок-группы Bredor, некто Эскобар, на предложение сравнить два объекта недвусмысленно дал понять при помощи обсценной и пейоративной лексики, что сравнение не имеет смысла ввиду практически одинаковой для него неприемлемости обоих сравниваемых объектов). Но один частный и при этом крайне важный момент все же отмечу.

Широкие обывательские массы на воскресные протесты отреагировали примерно так же, как на ставшие для них формальным поводом разоблачения Навального, сиречь с превеликим равнодушием. В ряды протестующих не встали, но и на защиту хрупкого здания отечественной суверенной демократии не бросились.

Почему никакой видимой реакции не удалось дождаться от громко заявленных когда-то «Антимайданов», понятно вполне: любому неангажированному наблюдателю изначально была очевидна их единосущность конторе «Рога и копыта». Но обычные люди, без косух, бандан и георгиевских ленточек размером с нательный крест Стаса Михайлова, должны были хоть как-то продемонстрировать ту высочайшую поддержку, которую, судя по рейтингам, имеет российская власть и ее первые лица! В конце концов, первая русская революция 1905–1907 годов была подавлена во многом благодаря почти стихийной самоорганизации консервативно настроенных обывателей, с неприязнью отнесшихся к левому радикализму и нигилизму.

Да, потом поражение ждало уже эти окрепшие и обустроившиеся институционально консервативные силы, по большому счету отвергнутые государственным аппаратом и правящими элитами. В нынешней ситуации, однако, и неудачи после триумфа быть не может — нет почвы для триумфа. Любое низовое охранительство государственных устоев встречается верхами, мягко говоря, без энтузиазма. Деятели и движения, декларировавшие критическое отношение к власти и одновременно готовность защищать государственность и национальную безопасность, пребывают в маргинальном поле и информационном вакууме без внятных шансов выбраться оттуда (Стрелков как самое характерное олицетворение сказанного). Даже предельно лоялистский, но при этом достаточно искренний и живой «Уралвагонзавод», столь напугавший некогда «сахарное болото», был быстро втиснут в узкие рамки полпред-ского костюма И. Холманских. Стихийное политическое творчество низов — штука опасная, временами она не без пользы, но лучше зря не будить.

В СССР, при явно большей жесткости политического режима и методов подавления его противников, одновременно выше, чем сейчас, был и протестный потенциал населения. Особенно это касалось провинции, где сохранялись рудименты традиционного общества и доурбанистического уклада жизни. Люди, в целом лояльные советскому строю и ни в коем случае не инспирированные внешними недругами, могли выйти на улицу из-за экономических проблем, самодурства местных партийных работников и правоохранительных органов, неготовности власти разрешить межэтнические проблемы (грозненский бунт 1958 года). Порой все заканчивалось кровавой трагедией, как в Новочеркасске, или относительно мирным разгоном с последующими точечными репрессиями и смертными приговорами, как в Краснодаре-1961, но затем события повторялись в другом месте и формате. Этот таившийся и не приветствуемый людской вкус к бунту и протесту стал после горбачевской либерализации важнейшим фактором перестроечной жизни, и, надо признать, либеральная площадь превзошла числом, громкостью и нахрапом ту, что была в оппозиции власти и при этом жаждала национально-ориентированных реформ и сохранения страны; правда, и у последней имелись свои ярчайшие страницы вроде марша на Красной площади 12 ноября 1989 года.