Там, где нас есть

Клиент, надеясь, что от него отвяжутся, должен сокрушенно и запинаясь произнести пароль: не иврит, с просьбой… и тогда Начинающий Всучиватель перейдет на русский, которым тоже владеет в массе не блестяще, но все ж покруче языка Книги. Клиент испытает облегчение и непременно выслушает в благодарность, а некоторые сердобольные даже купят. Такая техника — напрячь пациента, потом дать расслабиться и тут его и окучить по полной. Поэтому совершенства звучания на курсах не добиваются, главное — общий звуковой поток. Который в исполнении среднего Начинающего Всучивателя звучит как я уже описал. Главное тут же не заржать, вспомнив анекдот про двух чукчей, решивших потрепаться на малознакомом русском для упражнения извилин.

Допустим, что Борух не взял бы главного приза на конкурсе знатоков языка его предков, но приглашение к диалогу на русском я все ж твердо отклоняю непроизнесением пароля. С гордостью должен сообщить, что я не ведусь на их стремление быть мне понятными. Я подозреваю в нем стремление самим не запутаться. Может, я и не прав.

Всучиватель еще не в ужасе, однако начинает волноваться и чувствует смутное беспокойство.

— О, — продолжаю я, резко меняя тон, — расскажите мне поподробней о вашем предложении, поскольку волей случая я как раз ищу что-то подобное, по подходящей цене и с хорошими условиями оплаты, а в стране Израиля очень редко с устройствами такого качества и назначения. Да и приятно пообщаться с коллегой. Несмотря на круглосуточную занятость. Я очень тяжело работаю!

Ощущение подвоха у Всучивателя обретает определенность. Ему-то известно, что подобную хренотень продают еще примерно двести четырнадцать лохоуловителей только в нашем с ним небольшом городе, а специалистов в этой области не бывает в принципе, поскольку данная область знаний вообще отсутствует.

«Какая, на хрен, редкость, какой, в жопу, коллега?» — думает он своей одной незасохшей извилиной, одновременно испытывая некоторые муки совести, что избрал легкий путь обогащения, и наконец находит, как ему сдается, способ повернуть разговор в нужном направлении.

— Спрашивал я вопрос, какое имеете у вас образование?

«Есть!» — ликую я и лениво переспрашиваю:

— Вам какое, израильское или за границей?

У-у-у-у-у-у-у, тоскует продавец, уже жалея, что связался, и в отчаянии бросает последний резерв:

— А сколько время ты в стране?

«Тю, — думаю про себя, — какие вы предказуемые, каз-злы, хоть бы кто чего нового придумал», — и отвечаю:

— Ах, как летит время. Восемнадцать лет. Если не считать тех десяти, что я провел в США. Ну давайте, рассказывайте, раз я уже все равно не сплю.

Теперь он уверен, что счетчик телефонных разговоров мотает его шекели бессмысленно, он знает, что ничего не продаст, дичь слишком велика и проворна для него, но он же не знает, что я не запомнил названия его лохконторы и не позвоню туда пожаловаться, что агент бросил в меня трубкой. А что такого можно ожидать от разочарованного плохим обхождением израильтянина со стажем, ему о-го-го как известно, не раз его на курсах шугали таким поворотом, натаскивая ни в коем случае не грубить. Поэтому ему приходится терпеливо и безнадежно грузить мне весь репертуар полностью на неудобном ему языке и за его собственный счет, который теперь никому не выставишь.

Так, за разговорами, мы мило проводим минут двадцать, я уточняю мелкие частности, рассказываю ему о своих проблемах с недвижимостью и на бирже, потом мне надоедает, и мы расстаемся. Счастливые оба. Причем в его словах прощания я отчетливо слышу надежду более никогда не сталкиватья со всякими до хрена умными и сожаление, что за эти полчаса (ага, уже полчаса он меня веселит и сам за это платит) он бы уже накидал в ягдташ с десяток доверчивых пенсионерок из Бердичева.

Я, удовлетворенный беседой (разве я не спас нескольких старушек?), рысцой отправляюсь обратно в супружескую койку, мой дневной приют, но заряд бодрости, полученный от общения с перспективным полиглотом и заодно представителем международной фирмы, не дает мне отрубиться. Я берусь за книжку и, постепенно успокаиваясь, изящной рыбкой сползаю в нежные глубины сна, где лазурная пена и тепло, тепло, тепло, я пускаю пузыри своими розовыми жабрами и лениво помаваю плавниками…

Следующее мое пробуждение случилось часа через два с половиной. Звонили в дверь. Позвонят, подождут реакции, опять позвонят. Спросонья я подумал, что меня настигла кара за издевательства над телефонными продавцами. Они долго терпели, крепились, а сейчас собрались большой толпой с дрекольем и решили надрать мне задницу отныне и навеки. Поглядев не до конца открытым оком в прицел глазка, я даже слегка удивился, разглядев там старушку в очках и платке. Чего, думаю, пришла благодарить за спасение от супостатов? Могла б и подождать, пока я сам отскребусь от постели, а потом уж.