Там, где нас есть

Мы, когда женились, надеялись, что у нас будет много детей, мы были юные, ни черта не понимали, не знали, что это дорогое удовольствие, дети — это не просто так, родил и только целуй потом на ночь, это все ваше время, вся жизнь, дети. Они сначала пугают синдромом внезапной остановки дыхания, а потом приходят к тебе и заявляют, что двинут с Боазом ночевать в Мицпе-Рамон, а потом делают тебя дедом.

Я — дед, каково. И где у меня деньги на пышную и широкую марокканскую свадьбу. Но это ладно, у меня долгов в банке куча, будет еще один, большое дело, так с этими марокканцами не выпить ни хрена, они ж почти не пьют, дикость какая, треплются под пакет орешков и кофе, а у меня давление, сколько того кофе я выпью. И вот так вся жизнь под хвост козе. Ну почему, почему, Господи, это все происходит со мной…

Пап, в общем, Сергей, папа Боаза, привезет нас оттуда часов в одиннадцать, ты не против, что поздно?

Опа-па.

Тьфу, блин.

Папа Сергей. Так, значит, она не уходит на съемную квартиру, не думает пока рожать мне четырех внуков, папа у нас с Боазом — Сергей, если что, можно с ним и выпить небось. Моих лет мужик, из СССР, как я. Кофе ведрами пока отложилось, уже хорошо. Кажется, жизнь налаживается. Понапридумывал себе. Вот я дебила кусок, нервы ни к черту и слишком беглое воображение. Уфффффффф.

Да, дочерь, конечно езжай, только позвони, пожалуйста, когда вы будете выезжать обратно, чтоб мама не волновалась. Чтоб ее мама не волновалась, мне-то что, мне все как с гуся вода, я никогда не беспокоюсь. Я разрешаю, я ж не мама, та б подняла панику. Правильно она у меня сначала спросила, не запереть же ее.

Она уже взрослая, не о чем беспокоиться.

Прямые пути

Лох (на идиш это слово означает нечто неприличное) — это такой человек, которого вечно посещают неосуществимые стремления, в том числе его донимает желание жить «по-умному». Понятие «по-умному» включает в себя, кроме прочего, «не тратить лишнего», например, в гараже не платить механику за заказанную по телефону деталь, а потом за установку, а купить деталь в магазине и попытаться установить самому, и лох пытается начать, как ему кажется, с простого.

Наш герой решительным шагом заходит в магазин запчастей и, потолкавшись для вида среди стеллажей и полок со всякой блестящей и матовой ерундой, ловит за рукав потного парня в футболке с логотипом заведения. Пойманный парень обычно в такие моменты занят перетаскиванием аккумуляторов, и ему конкретно недосуг задумываться о лоховских заботах, тяжело ж, ужас как.

А лох, раскрыв рот, внезапно соображает, что не знает названия детали ни на русском, ни, само собой, на иврите, и испуганно мямлит: «Ну такая кривая железная хреновина из резины…» Потный парень в футболке с логотипом заведения и с аккумулятором на восемьдесят ампер в руках на долю секунды задумывается, что за такая хреновина, затем лицо его освещается улыбкой понимания, и он радостно сообщает лоху: «А-а-а-а, да это ж хренобобина! Вон у Шмулика спроси». И убегает счастливый, что за время беседы не уронил этот долбаный аккумулятор и не послал сгоряча клиента к чертовой матери. Шмулик стоит у стеллажа с неизвестного назначения пластиковыми загогулинами и ведет неспешную беседу с другим клиентом. Видно, что они понимают друг друга почти без слов, как новобрачные, и готовы не расставаться вечно. Лох им сочувствует, но он надеялся, что процесс покупки детали займет пару минут, и намерен уже покончить с этим. Тем более теперь он вооружен знанием названия детали на иврите. Он останавливается в некотором приближении от Шмулика с его визави и начинает подавать сигналы всем телом, перемежая их сдавленными звуками.

Когда приседания лоха в боковом секторе обзора становятся нестерпимыми, Шмулик складывает пальцы руки в национальный знак «одну секунду!», встряхивает знаком в сторону полюбившегося клиента и обозначает бровями в сторону лоха «ну чего тебе уже?». Гордый и приосанившийся лох с бывалым видом озвучивает слово «хренобобина», лишь слегка его переврав и погрузив Шмулика в мгновенную задумчивость. «Хренобобина? — произносит он тягучим от навалившихся мыслей голосом — И что за машина?»

«Не уверен, что такая у нас есть, — говорит он, выслушав ответ, что машину зовут „рено“, она 1997 года рождения, цвет белый с искрой, — …но пойдем посмотрим, щас я только закончу тут», — и возвращается к клиенту, с которым он так славно до появления лоха беседовал. Они перешептываются еще секунд двадцать, после чего рассстаются с сожалением, разве что не обняв друг друга на прощание. Лох чувствует, что оказался здесь не совсем кстати, но с чего-то ж надо начинать жить по-умному.